Люциус Шепард - Новый американский молитвенник

Со временем я направил энергию гнева, который испытал, увидев руины сувенирной лавки, на оправдание еще одного упражнения в убийстве, но в первый момент моя реакция была совершенно спонтанной, не продиктованной никакими меркантильными соображениями. Квартира почти не пострадала, разве только от дыма, зато магазин был разворочен полностью, в проходах между прилавками стояла черная вода, в которой плавал всякий мусор, стены и потолок обуглились, над ними виднелись стропила. Было что-то непристойное в том, как мы при свете ярких телевизионных прожекторов смотрели с улицы внутрь магазина, как будто заглядывали в отвратительную рану. Несколько внутренних витрин уцелели, хотя стекла в них разлетелись вдребезги, а их содержимое уже не стоило спасать. На удержавшихся полках стояли оплавившиеся статуэтки, лежали какие-то комки, бывшие раньше серьгами и цепочками для ключей, обуглившиеся образцы минералов, покоробленные номерные автознаки с шутливыми надписями, какие-то неопознаваемые куски пластмассы — экспонаты музея катастроф. Подставки для открыток превратились в покореженные проволочные деревья. Мы с Терезой молча ходили между рядов, поддевая ногами то один обломок, то другой, вдыхая запахи дыма и какой-то химии, в то время как полицейские сдерживали натиск журналистов, любопытствующих, вардлинитов и христиан. До нас долетали голоса репортеров, передававших третий или четвертый репортаж за день, перепалки между фанатами Трита и моими, повелительные окрики полицейских. И все же внутри магазина стояла тишина. Звонкие «плип-плоп» капавшей с потолка и полок воды раздавались громче, чем любой звук снаружи. Тереза была в таком шоке, что просто не могла говорить о будущем, но моя привязанность к магазину была слабее, и я уже задумывался о том, как эта катастрофа может изменить нашу жизнь.

Мы поболтались там минут пятнадцать или около того, когда в дверной косяк постучали и внутрь вошел какой-то вардлинит. Это был худощавый мужчина лет пятидесяти, седые волосы и усы аккуратно подстрижены, на носу очки в проволочной оправе, загорелое лицо чем-то напоминало лица провинциальных телеведущих — привлекательное, но не настолько, чтобы претендовать на общенациональный канал. В целом он производил впечатление человека властного, но суетливого, а в черной, похожей на форменную, одежде напоминал то ли нациста-офтальмолога, то ли директора младшей школы, любящего на досуге вынести решение по ведовскому процессу. В руке он держал ноутбук в черном кожаном саквояже с тиснеными серебряными инициалами ГБ. Четко и отрывисто произнося каждое слово, что показалось мне наигранным, он представился как Гален Брауэр, президент лос-анджелесского филиала организации вардлинитов. Я попросил его выйти вон.

— Ваша реакция как нельзя более наглядно демонстрирует, почему сюда бросили бомбу, — сказал Брауэр. — Вы отвергли нас. Отказались воспользоваться нами как источником силы. А ведь мы могли вас защитить.

— Как вы прошли мимо копов?

— У вас повсюду друзья, мистер Стюарт. Хотя и не все носят черные мундиры.

Скрытое самодовольство вкупе с намеком на то, что он обладает некой внутренней информацией, в которую я не посвящен, и пользуется тайным влиянием в полицейских кругах Першинга, меня взбесило, но я тут же вообразил себе нелегальные ячейки вардлинитов, террористов нового стиля, и запрограммированных на новый культ полицейских, у каждого в кармане «Молитвенник», — короче, целую армию заговорщиков, вставших на мою защиту.

— Попросту говоря, сунули Барни Файфу полсотни? — спросил я. — Или вы спите с кем-нибудь из помощников шерифа?

Брауэр шагнул в проход, где стоял я.

— На вашей стороне целая армия, а вы отказываетесь начинать боевые действия. Пора это менять.

Из соседнего прохода донесся голос Терезы:

— Нельзя ли подождать с этим немного?

— Мы и так долго ждали, мэм, и вот к чему это привело, — ответил Брауэр, обводя пожарище широким ораторским жестом. — Принимая во внимание результат, считаете ли вы дальнейшее ожидание оправданным?

Местоимениями «мы» и «наш» он пользовался с ловкостью хорошего коммивояжера, и от него не веяло фанатизмом, как от обычного вардлинита. Его безупречная выдержка наводила на мысль о бывшем заключенном, и я сразу заподозрил, что именно так оно и есть. А еще в нем была та своеобразная почтительность, которую большинство сочли бы чистой воды притворством, но я-то сразу распознал в ней обычную манеру мошенника — прикинуться вареной свеклой, потихоньку оценивая вас. Его появление разожгло во мне профессиональный интерес. Мне захотелось посмотреть, как он работает.