По приезде в Чикаго я первым делом сбежал от Сью Биллик и моего пресс-агента и отправился погулять по городу. Тротуары покрывала наледь, промозглый ветер, должно быть, опустил температуру до минуса. Пешеходов вокруг почти не было, да и те, что были, шли, не отрывая глаз от асфальта. Это меня устраивало, потому что я уже устал от постоянного узнавания на улицах. На каждом углу с обложек «Тайм» и «Ньюсуик» таращились мои портреты с заголовками «Новый аморализм» («Тайм») и «Культовая личность или мошенник?» («Ньюсуик») — как будто одно исключало другое, — временно придав мне звездный статус и превратив мои дни в нескончаемую череду рукопожатий и влажных взглядов. Так что теперь, под белыми холодными огнями надземки, среди вырывающихся из канализационных решеток плюмажей зловонного пара, на ярко освещенной скользкой улице я чувствовал себя как дома. Все вокруг казалось каким-то уютно-ненастоящим, словно нарисованное писателем-фантастом мрачное будущее, мир, где под металлическими небесами перекидываются порывами умирающего ветра живые дома. Получаса наедине с самим собой мне хватило, чтобы отдохнуть и обрести уверенность в том, что я выдержу оставшиеся две недели турне и не сорвусь.
Огибая угол, ближайший к центральному входу в «Уэстин» — мое выступление намечалось в его банкетном зале, — я заметил впереди человека, который стоял, привалившись к стене шагах в сорока от меня, и курил. Несмотря на погоду, он был одет в широкополую шляпу, черные джинсы, черный спортивный пиджак и черную рубашку. Щелчком мизинца сдвинув назад шляпу — я был слишком далеко, чтобы разглядеть, какого цвета его ноготь, — он затоптал окурок и направился ко входу в отель. Сначала я замер как вкопанный, потом бросился за ним в надежде, что новая встреча подтвердит или развеет сомнения, одолевавшие меня несколькими ночами раньше; но не успел я пробежать пяти-шести шагов, как поскользнулся на льду и шлепнулся. Едва переведя после падения дух, я вошел в отель и увидел полное фойе мужчин и женщин в черном. Широкополые шляпы, джинсы, рубашки и пиджаки так и мелькали вокруг. У многих были усы (некоторые женщины даже наклеили себе искусственные), и у каждого по черному ногтю. Их были десятки. Точно стая взволнованных индюков, они обступили меня, талдыча: Вардлин… Вардлин… Вардлин… — и суя мне конверты и клочки бумаги. Бестолковый подвид со стадной ментальностью и более или менее одинаковыми лицами, на которых отражалось одно и то же — подобие наркоманской ломки. Окруженный ими, я занервничал, протолкнулся через толпу и кинулся бежать по коридору к банкетному залу. Они преследовали меня, окликая по имени и хватая за полы пальто. Тут из приоткрытой двери дальше по коридору высунула голову Сью Биллик, увидела меня и поманила к себе. Я проскользнул в дверь, которую она тут же заперла.
— Ого! — сказала она. — Похоже, страсти накаляются.
Мы были в небольшом конференц-зале с кафедрой, десятью-двенадцатью рядами стульев напротив и тускло-красными драпировками на стенах. Я сел и сказал:
— Что это за чертовщина такая?
— Голос Нового Аморализма. — Сью села на соседний стул и начала запихивать вещи — блокнот для заметок, магнитофон, исписанные листы бумаги, карандаш — в сумку. — Я тут работала, как вдруг услышала весь этот шум и гам. Тебе повезло. Они уже догоняли. — Она вытащила из сумки пачку сигарет. — Не думаю, что здесь разрешено курить, ну да и черт с ними.
Она протянула мне пачку, щелкнула зажигалкой, прикурила, дала прикурить мне и тут же начала расхаживать взад-вперед по залу, выдыхая маленькие дымные облачка. Девушка Динамо-машина. Толпа снаружи ворчала и время от времени дергала ручку двери.
Сью перестала шагать и остановилась на возвышении лицом ко мне. На ней был серо-зеленый твидовый пиджак, серые брюки и свободная белая блузка — одежда, которая скрывала ее стройную фигуру и придавала ей бесполый вид. Ее светло-рыжие волосы были стянуты в пучок на затылке, а лицо покрывал такой искусный макияж, что я никогда не мог понять, то ли передо мной хорошенькая женщина, которая, желая показаться холодной и неприступной как партнерам, так и конкурентам по бизнесу, носит маску из пудры и краски, то ли за этой тщательно воссозданной иллюзией красоты в действительности скрывается уродливая ведьма.
— Как держишься? — спросила она, кладя локти на кафедру.
Я ткнул сигаретой в сторону двери:
— Не больно-то мне нравится такое дерьмо.
Читать дальше