Люциус Шепард - Новый американский молитвенник

— Женщины, — сказал он задумчиво. — Сколько мелких проблем они помогают решить мужчине, превращая их в одну большую. — Голос у него был хриплый, в нем слышались скрип песка и стук камней.

Чувствуя свою вину перед Терезой, я не спешил наклеивать на нее этот ярлык и сказал:

— Н-да… хотя, может, и нет.

— Может, и нет. — Мужичонка добродушно кивнул. — Никогда ни в чем нельзя быть уверенным до конца. Даже в том, что ни в чем нельзя быть уверенным.

Эта фраза показалась мне какой-то уж слишком замысловатой для Ногалеса. Да и вообще, показная пресыщенность незнакомца, его допотопный прикид — все это было здесь явно не на месте. Но в тот момент я был так озабочен своими отношениями с Терезой, что не придал этому особого значения. Никогда еще я не видел, чтобы она так злилась.

— Вот разве что идеи, — продолжал мужичонка.

— Что?

— Я просто говорю, что идеи могут фиксироваться… А могут и не фиксироваться.

— Что это за хрень?

— Да так, ничего, — сказал он и выпустил пару дымных колец.

На тротуаре напротив шлюха задрала топ, демонстрируя мексиканским деревенщинам свои сиськи. Мелкий бандит, проезжавший мимо на своей тачке, одобрительно бибикнул.

— Больше и говорить-то не о чем, — сказал мужичонка.

Я уже стал подозревать, что он видит во мне лоха, прикидывается до поры до времени загадочным, а потом начнет втюхивать мне ослика-недоростка с маленьким мальчиком в придачу.

— Ты ко всем так подъезжаешь? — спросил я. — Или это трюк специально для туристов?

— Я много времени провожу в одиночестве. Редко выпадает случай с кем-то перемолвиться.

— Ну, это, разумеется, все объясняет, — сказал я.

— Большую часть времени я просто наблюдаю. Хотя, по-моему, настанет день, когда мне придется вмешаться.

Под кайфом, подумал я. Философ экстатической школы. Божественная метамфетаминовая отстраненность.

— А ты? — спросил он.

— Что — я?

— Кто ты, по-твоему, такой?

Сразу несколько саркастических ответов завертелись у меня на языке, но я сказал только:

— Пьяный тупица.

Уличный шум становился все громче, временами над общим гамом взмывали отдельные звуки: голоса, мелодии, перебранки, стрекот швейных машин в ателье по соседству. Напротив я разглядел магазин, чью витрину украшали плащи тореадоров со сценками Пласа-дель-Торос, [17] Plaza del Toros (исп.) — площадь быков; квадратная площадь в ламанчском городе Санта-Крус-де-Мудела, место нахождения старейшей в Испании арены для корриды. выполненными аэрографом. Кучка малолетней шпаны прошествовала мимо; упоенные собственным превосходством, они шагали, покачивая затянутыми в джинсы, жилеты и белые футболки жилистыми телами, на их кроссовках были мексиканские орлы, на смуглых физиономиях — вызов. Шлюха у галереи игровых автоматов расставила ноги и пронзительно орала на мексиканских парнишек, которые, давясь от смеха, припустили от нее прочь. Мужичонка спросил, не хочу ли я послушать анекдот.

— Нетипичный, — добавил он. — На данный момент единственный в своем роде.

Я знал, что должен вернуться в кафе и помириться с Терезой, но был к этому еще не готов. Мне нравилось стоять в темноте, вдыхать запахи бензина и подгорелого мяса и смотреть, как светится грязно-оранжевым светом инверсионный слой в небе над Ногалесом, отражая нечистые огни этого города.

— Ну, валяй, — сказал я.

— Слушай.

Мужичонка стряхнул с кончика сигареты искрящийся пепел и приступил к исполнению обещанного.

Как-то в пятницу вечером мексиканец, негр и гринго-полицейский встретились на пустынном перекрестке на окраине Ногалеса. Полицейский, боясь выпустить хотя бы одного из них из виду, смотрел прямо перед собой, и только глаза у него ворочались, как игрушечные — две черных бусинки на фоне белых пластиковых пуговиц. Заметив это, негр и мексиканец стали по бокам от него, чтобы он не мог как следует разглядеть обоих сразу.

— Слушайте, парни, — сказал полицейский. — Я должен арестовать одного из вас, только никак не припомню, чья очередь в пятницу, ниггеров или латиносов.

— Не моя, — ответил мексиканец. — Моя в четверг была, друганы.

— Эй, остынь, я в четверг был! — сказал чернокожий. — Ты еще пристегнул меня наручниками к столбу в участке, и каждый, кто входил, тыкал в меня своей дубинкой.

С этими словами он сделал ложный выпад в сторону мексиканца, который не обратил на него ни малейшего внимания, а преспокойно закурил сигарету и стал пускать дым к звездам, где жила его дама, — по крайней мере, она сама так ему сказала, хотя всякий знает, что этой лживой суке верить нельзя.