Зэди Смит - Собиратель автографов

— Кошка не человек.

Длинная белая пушинка медленно проплыла мимо неподвижной Анитиной лодыжки, качнулась к другой и скользнула в дверной проем мимо Алекса. Он встал на колени и подхватил Грейс на руки:

— Конечно-конечно. Кошка есть кошка.

— И я не хочу видеть вашу кошку в своем доме. Чтобы ее там больше не было!

— О-о’кей. Всегда. К. Вашим. Услугам.

Он хотел было чмокнуть Грейс в нос, словно печать на документ поставить, но она мотнула головой, прижала уши и хищно стрельнула взглядом в Аниту.

— И я больше не хочу, — продолжила Анита, шлепнув своей вечерней почтой по кухонному подоконнику, — проходить к себе домой по кошачьему дерьму.

В момент удара из пачки бумаг выскочил какой-то розовенький счет и спикировал на пол, между Алексом и Анитой. Нисколько не стесненная в движениях своей делового стиля, узкой и короткой, юбкой (что у нее за дела, Алекс не решался спросить), она легко присела, взяла счет, сунула его в газеты и свернула их получше. Все это было проделано с фантастическим изяществом. О Анита !

— А чего я действительно не хочу, — Анита открыла свой кейс и швырнула туда почту, — так это чтобы меня здесь держали за дурочку. Может, вы думаете, что тот договор — просто шутка, но я потратила немало времени на его подготовку, чтобы проблема была решена раз и навсегда, и все жильцы нашего дома уже его подписали. Из квартир «Б», «С» и «Д», и я тоже. Остались только вы. Мне представляется, что если все мы согласимся с правилами содержания животных, то никому ничем жертвовать не придется. Итак. Пожалуйста, подпишите его как следует.

— Подписать?..

— Я положила его под вашу дверь три недели назад, вместе с запиской, что подписать надо срочно. И что вы мне вернули? Я не нахожу это смешным. — Анита провела перламутровым ногтем по странным линиям — столик, длинноволосая фея, столик с другой стороны, сломанная веточка [51] Похоже, Алекс вместо своей подписи написал на иврите Яхве. . — Пожалуйста, внесите исправления и просуньте бумагу мне в дверь.

Грейс примирительно вытянула вперед лапу, но Анита уже удалилась.

Алекс одним медленным движением закрыл дверь, скинул туфли, снял брюки, подцепил зад Грейс носком ноги и слегка толкнул ее в кухню. Раздалось недовольное «ми-а-ау», и Алекс в ответ сказал:

— Ума не приложу, за что она так взъелась на нас. Нам она нравится.

Грейс запрыгнула на стол, на котором Алекс резал овощи для супа. Повела хвостом и задела его по лицу.

— Она правда мне нравится. Просто тебя все женщины не любят.

Анита Чан поселилась этажом ниже вместо Толстого Роя — добродушного крепыша. Едва услышав ее имя на собрании жильцов — даже не успев ее толком рассмотреть, — Алекс встал на уши. Как тинейджер, быстренько купил новые брюки, модную шляпу, навесил на стены полок и заставил их китайскими книгами. В голове у него роились фантастические сценарии будущего развития событий: пойти занять немного сахару, а потом вернуть… «О, мы оба любим вечерние прогулки…», зов восточной крови с обеих сторон… мягко сообщить новость Эстер…

Но события приняли совсем другой оборот. Анита с ним не любезничала, интересных тем не касалась, случайно на лестнице с ним не встречалась, и их общие национальные корни на сближение ее не подвигли. («Да, вы правы. Начинается год Собаки. Не отпраздновать ли нам это событие? Нет ли у нас общих родственников?») Иногда он сталкивался нос к носу с ее бойфрендом, здоровяком южноафриканцем с очаровательной привычкой спросить что-то и тут же отвернуться в сторону. Так все и шло до сих пор.

Раздраженная резким запахом, исходящим от плиты, Грейс демонстративно покинула кухню, — задрав хвост и бросив назад презрительный взгляд, — но через минуту вернулась и начала шнырять взад-вперед около буфета, где хранились запасы кошачьего корма. Ну что с ней делать? У всех кошки как кошки, самые что ни на есть еврейские: у матери — вреднючина и симпатючина Шошана, черепахового окраса, то и дело приносящая котят. Нет чтобы взять себе одного из них. Но ему край как надо жить с этой гойской розовоглазой занудой, из которой к тому же килограммами лезет пух.

Грейс издала многозначительное «мр-р-р», умывая мордашку.

Ищет чего пожрать. Оттого и сделалась любвеобильной. Алекс достал из буфета две чашки, положил в одну корм для Грейс, а в другую налил супу для себя. Его похлебка была лечебной и отвратной. Харч Грейс — тоже. Тремя неделями раньше он возил ее в кошачью лечебницу — сдавать анализы по подозрению на кошачий СПИД. Выяснилось, что она не спидоноска, что-то с ней другое. Сам процесс взятия анализа он не видел, но ветеринар заверил, что все сделано как надо. Воображение рисовало ему маленькую кроватку, тоненькие трубочки и крошечные баночки. Все это удовольствие обошлось ему в триста фунтов. И еще двадцать за лечебный корм. Пятнадцать фунтов за профилактическое снадобье для него самого. Кошачий корм оказался с побочным действием, слабительным и рвотным. Причем отправляла свои надобности Грейс часто в квартире Аниты Чан, куда проникала через окно, или у входных дверей, будто у нее не было собственного дома. В связи со всем этим Алекс записал в своей книге: «Лечение кошек лекарствами — самое настоящее гойство, потому что побочное действие этих снадобий ничуть не лучше симптомов самой болезни». У Алекса от его снадобья развивались депрессия, забывчивость, раздражительность, вспыльчивость, слезливость, ощущение собственного бессилия, страх перед женщинами и боль в мышцах. В Алексе сидела бомба замедленного действия с часовым механизмом — его наследственная предрасположенность к раку. И предполагалось, что лекарство замедлит ход этих часов. Два гоя — Грейс и ее хозяин — старались избежать неминуемого.