— Китти, ты хотел сказать?
Говоря это, он достал из сумки пластиковую папку, а из нее — открытку. И сразу кровь бросилась ему в лицо, как бывает с католиком, прикоснувшимся к реликвии. Он постарался дышать реже. Вот она! Вот она! Чернила слегка отставали от жесткой бумаги, словно струпья. Китти, как всем известно, выводила свое «и» с маленьким завитком-сердечком. Алекс прикоснулся к нему, и по всему его телу прокатилась волна нежности. Он верил, что она была первой. Первой, кто так расписывался. И еще он полагал, что в той, кто создает такие клише, есть искра божья. Собаки когда-то стали клише. Деревья тоже.
— Да-да, — начал Джозеф, тщательно выбирая слова. — Ты был немножко не в себе, и ничего страшного, тут стыдиться нечего. Но потом, когда человек пробуждается, порой трудно сразу избавиться от галлюцинаций… думаю, тебе надо освобождаться от них постепенно. Все о’кей, и никто не стал думать о тебе хуже — мы только хотим убедиться, что с тобой все о’кей. Мы только немного беспокоимся о тебе.
— Беспокоитесь, не собираюсь ли я ее продать? — осторожно спросил Алекс.
Ответа не последовало.
— Алекс? — окликнул Джозеф только через минуту. — Я не совсем тебя понимаю.
— Послушай, Джо, — Алекс начал заводиться, — я не был грубым — нет, на самом деле, я был грубым, правда, — не представляю, что с тобой делать. Сам знаешь, нашим бизнесом ты больше не занимаешься. И теперь, с твоей-то золотой головой, — ты что, не можешь не совать свой нос куда не следует?
— Погоди-ка. Ты хочешь ее продать? Алекс… А-алекс… Все это яйца выеденного не стоит.
— Что «не стоит»?
— Что значит «что»?
— Я имею в виду, что не стоит ни пенса?
Джозеф деланно хохотнул, как его отец, но без особого веселья в голосе.
— Что тут смешного? — холодно спросил Алекс.
— О’кей, ладно, давай во всем разберемся, — важно сказал Джозеф. — Ты собираешься продать ее кому-то из наших Собирателей. В кругу, где все друг друга знают. И если я никому ничего не скажу, разве это будет честно? То есть, строго говоря, это не мое дело, но мне прекрасно известно, что торговец автографами, который пойдет на этот риск, — один из моих друзей. И зная то, что я знаю, что она не настоящая, я не могу просто сидеть на своей заднице и, по сути, стать соучастником преступного…
— Джозеф Клейн, — сухо проговорил Алекс, — никто не собирается предъявлять тебе необоснованных обвинений. Никто не собирается тебя арестовывать. Ты не совершил ничего предосудительного.
— Тебе все шутки шутить. Послушай, Алекс…
— Нет, это ты послушай. Послушай! Ты просто позеленел от зависти. Это — мой автограф, самый настоящий, и его мне прислали…
Поезд пришел в движение. Когда состав катил по туннелю, Алекс засмотрелся на толстый жгут разноцветных кабелей, тянущихся вдоль стены. Связь была такая хорошая, что он слышал в трубке нервное сопение Джозефа. Почему тот до сих пор не отключился? И насколько велики эти спутники-ретрансляторы? Огромные, как планеты? Канцерогенные? Алексу показалось, что у него побаливает голова.
— Ничего подобного, — грустно промолвил Джозеф. — Никогда тебе не завидовал. Больно слышать такое от тебя.
И это были не пустые слова. Боль нельзя слышать, но ее можно чувствовать. И Алекс не знал другого такого ранимого человека, как Джозеф. Клейн смертельно обижался безо всякой причины. Маленький, тщедушный и до поры безответный, в детстве ему пришлось несладко, да и позже он нередко получал по первое число — и тычков, и ударов, даже до крови. Но что его всегда ранило по-настоящему — так это слово. Он до сих пор вздрагивал, услышав ругательство. Как-то Алекс увидел его на другой стороне улицы и громко выкрикнул его имя. Джозеф споткнулся и чуть не упал.
— Джозеф… послушай, — виновато проговорил Алекс, — прости меня. Я был слишком резок… но не хотел тебя обидеть. Честно говоря, пока чувствую себя неважно. Отходняк еще тот, другого такого не припомню. И я не могу понять, почему ты так встревожился.
— А я не могу понять, — тихим тревожным голосом ответил Джозеф, — что ты хочешь сказать этим своим мне прислали ?
— То и хочу. Ее прислали. И она у меня. Настоящая. У меня в руках. Ее мне прислали.
— Хорошо-хорошо. Но как? По почте? С неба свалилась?
— Прислали, — продолжал твердить Алекс. — Просто прислали. Слушай, я не говорю, что могу все это объяснить…
— Проклятье! Алекс. А-а-лекс…
Джозеф говорил не останавливаясь. Алекс поднес открытку с автографом Китти к самому носу, чтобы лучше ее видеть. Это грациозное двойное «т», словно брошенное на бумагу одним движением пера… изящный завиток на конце…
Читать дальше