Зэди Смит - Собиратель автографов

— Алекс!

— Привет, Рубинфайн.

— Алекс, Алекс, А-а-лекс. Ну и денек сегодня выдался! Не денек, а подарок!

Алекс про себя мрачно подумал, что улыбка Рубинфайна этим утром больше похожа на гримасу и весь он какой-то перекошенный. Марк стоял, расположив ступню согнутой правой ноги на грани ПРАВОСУДИЕ маунтджойского памятника жертвам войны — огромного обелиска, на каждой из четырех сторон которого были выбиты слова ПРАВОСУДИЕ, МУЖЕСТВО, СЛАВА и почему-то УПОРСТВО, хотя самого Маунтджоя до 1952 года не существовало. Двое других, незнакомых Алексу людей стояли возле угла, где сходились МУЖЕСТВО и УПОРСТВО.

— Однако, — печально промолвил Рубинфайн, — даже в такой день не обходится без проблем.

Он по-женски положил руки себе на бедра. Странноватая привычка. Потом зевнул, слегка отвернувшись в сторону. Перед ним маячил припаркованный к тротуару «ситроен» с открытым багажником, словно зевающий задом наперед. Алекса охватила легкая паника. Он, хоть и стоял на улице, начал искать глазами табличку с надписью «Выход».

— Послушай, Марк, — сказал он. — То есть ребе Рубинфайн, знаешь что… У меня нет ни минутки времени. Иду к метро. Сегодня проходит один аукцион — а тебе известно, что это такое. Одни продают, другие покупают. Так что, если ты не возражаешь, я, пожалуй…

— Алекс Ли! — изрек Рубинфайн. Родинка на его щеке дернулась, а вместе с ней скакнули вправо коротенькие, недавно отпущенные усики. Он вытянул руки вперед и чуть не схватил Алекса за щеки. На нем был длинный пиджак в мелкую клетку, с V-образным вырезом и отороченным зеленым шнуром воротником, и черные спортивные штаны. — Когда человек спешит, — продолжил Рубинфайн, словно читая Талмуд, — он прежде всего забывает о зубной щетке и о Боге.

После этих слов у Алекса голова пошла кругом. Что это выдает Рубинфайн? У него еще нос не дорос говорить афоризмами. Всего-то на три года старше него, Алекса. Едва четвертый десяток пошел. И только-то. Конечно, каждый вправе в свои тридцать с лишним лет цитировать что угодно, но выглядит он при этом как законченный идиот.

— А теперь, — пропыхтел Рубинфайн, — не вижу никаких препятствий, чтобы представить тебе двух своих друзей. Это рабби Дарвик и рабби Грин. Рабби Дарвик приехал к нам из Бруклина, из Нью-Йорка. А рабби Грина ты мог уже встречать. Он из Маунтджоя. Мы участвуем в конференции раввинов, в Грэнтам-Парк. Она продолжается неделю. Мы там обмениваемся идеями, учимся терпимости. — Рубинфайн усмехнулся в сторону Грина, которого, казалось, эта речь уже до смерти утомила. — Подойди и скажи «здравствуйте».

Дарвик, маленький, кругленький в своих слаксах, на вид совершенно обычных, нераввинских, выглядел таким же прогрессистом, как и Рубинфайн. Грин был ортодоксом, выше ростом, с жесткими курчавыми пейсами, бледнокожий и рыжеволосый, в строгом костюме и таллите [20] Таллит (на идиш талес) — еврейское молитвенное облачение, особым образом изготовленное прямоугольное покрывало. .

— Да-да, конечно. Я был неправ. Ребе Дарвик, — Алекс вытащил руку из кармана, — приятно с вами познакомиться. Ребе Грин… Я не уверен… мы не встречались? Должны были где-то… А может, нет?

Рабби Дарвик издал такой звук, будто проглотил что-то не то, прочистил горло и остался доволен этим обстоятельством. Рабби Грин что-то проворчал в знак того, что услышал Алекса, а тот, со свойственной ему прямотой, про себя назвал это хрюканьем.

— Алекс Ли, — объявил Рубинфайн, — у нас проблема. Ты нам не поможешь? — Рубинфайн качнул головой и улыбнулся. — Куда ты так спешишь? Кто-то продает автограф твоей Китти как-там-ее или еще что-то такое? Или улетаешь в космос?

Бедняга Алекс сжал в кармане руку в кулак:

— Во-первых, Китти Александер. Во-вторых, нет. Все ясно? Просто очень важный аукцион, и я уже опаздываю.

— Но Алекс Ли…

Выведенный из себя Алекс двинулся влево, но Рубинфайн перегородил ему дорогу. Алекс повернул направо, но опять перед ним вырос раввин. Две сороки над их головами взмахнули черно-голубыми крыльями, перелетая с голых веток одного дерева на другое, и в клювах у них не было ничего блестящего, драгоценного, даже стекляшки, что, вообще-то, случается с сороками редко. Смирившись с поражением, Алекс вытащил свою бутылочку и сделал добрый глоток.

— Хм-м, пахнет отлично. — Рубинфайн взял Алекса за локоть и подвел его к багажнику машины. — Вот. Видишь?

Это был роскошный книжный шкаф из красного дерева, в стиле георгианской эпохи. Он был дюймов на шесть шире багажника и лежал на боку рядом с машиной. Шкаф в багажник не влезет, сразу понял Алекс и сказал: