— Пока не успели спросить… — сказал Джозеф. — Сегодня первый раз за шесть месяцев не вышел на работу по болезни.
— Подумывает сделать ноги из своей конторы, — объяснил Адам. — Но пока бросается деньгами. Купил лосося. Отведаешь, Ал? — Не дождавшись ответа, он пошел в дом за еще одной тарелкой.
— И правда, думаю свалить, — вяло подтвердил Джозеф, вылавливая из своей яичницы утонувшего в ней мотылька. — Солнышко пригревает и заставляет шевелить мозгами. Вот на меня и снизошло прозрение.
— Не иначе как правда солнце действует. — Рубинфайн нахмурился и показал вверх вилкой.
— Что за прозрение?
— У-у-ум… не хочу там до конца своих дней мариноваться.
— Правильно. Дело говоришь.
— Сам так считаю.
— А что думаешь делать? — спросил Алекс, взяв тарелку с доброй порцией яичницы и тостов.
— Стать постоянно нетрудоспособным. А дальше видно будет.
— Я тоже так раз попробовал, — с легкой завистью промолвил Рубинфайн. — Да только быстро обломался.
Джозеф поднял свое пиво, как флаг:
— Кишка тонка у тебя на такие дела. А меня с пути не собьешь. Черт возьми! — Он в первый раз повернулся к Алексу: — Что с тобой?
Алекс посмотрел мимо Джозефа и Рубинфайна на Адама, словно пытаясь поймать его взгляд:
— Похоже, Эстер может от меня уйти.
Адам с тревогой на него взглянул и отвел глаза в сторону, как мальчишка, случайно увидевший своих родителей в минуты соития.
Джозеф открыл бутылку пива и протянул ему.
Рубинфайн сказал:
— В конце концов все друг от друга уходят.
Алекс нахмурился:
— Ты, мыслитель. Никакой это не конец. А просто точка, на полпути. Понял?
— Только Господь Бог постоянен, — заявил Рубинфайн и выхватил перечницу из руки Джозефа, когда тот уже сам начал трясти ею над тарелкой. — Все, что Он дал нам, имеет свой конец. Кончается здесь. А не там. — Он показал на небо. — Это его дар нам — что все кончается. А теперь вы можете мне сказать: «Да, хорошенький дар, но можно мне вернуть его или обменять на что-то другое?» И на это я вам скажу…
— Руби, это надо срочно записать, а? — простонал Джозеф. — Для кого ты эту речугу приготовил?
— Для одной группы в хедере. На следующей неделе с ними занимаюсь. — Рубинфайн отхватил зубами кусочек ногтя и выплюнул через ограду. — От десяти до четырнадцати лет. Не понравилось? То есть я хотел еще сказать…
— Не то чтобы не понравилось… Руби, просто я представил, что мне четырнадцать лет и со мною так говорят… Нет, слушай, все правильно. Но ты словно вбиваешь в мозги какие-то истины. А ручка у тебя есть? Давай разберемся, разложим все по полочкам.
— Надо бы еще яиц пожарить… — задумчиво промолвил Адам. — Алекс, пойдем, поможешь мне.
Он пошел якобы на кухню, но потом повернул в гостиную. Прежде всего крепко взял Алекса за плечи. По глазам всегда можно судить о человеке. Именно таким был взгляд Адама. Открытый, озорной, со смешинкой, честный до невозможности. Взгляд человека, который всегда ощутит твою боль, как свою собственную.
Алекс сунул руки в карманы, как школьник, смущенный неожиданной просьбой.
— Ты готов? — спросил Адам.
— К чему?
— К сегодняшнему вечеру!
— О-о… вроде… да, конечно.
— Видел рабби Барстона? Будет от него толк?
Лицо Алекса приняло беспомощное выражение, взгляд Адама тоже погас, и в нем появилось то самое безмерное разочарование, которое охватило его сестру несколькими часами раньше.
— Меня это мало трогает. — Алекс вытащил руки из карманов и упал на диван. — Для меня все это — одни слова, и ничего больше.
Адам смутился:
— А разве есть что-то важнее слов?
Он опустился на колени, где стоял. Алекс слегка струхнул: вдруг придется вместе медитировать или молиться, а теперь он уверился — еще больше, чем раньше, — что ни то, ни другое на него не действовало, больше того, он в них совершенно не нуждался. Он хотел жить в этом мире, и пусть будет что будет: кончаются любовные связи или долгие романы, этапы жизни или вся она целиком, хотел видеть рядом безмерное разочарование или непрекращающуюся войну. Ему нравилась такая постоянная война. Он упивался ею. Ну и пусть будет.
— Что-о?.. Ты уронил — ох, это твоя записка, — проговорил, поднимая листок, Адам. Он встал и сел на диван. — Вся смялась. — Он передал бумажку Алексу. — Собирался и свою принести. Хотя и твоя как раз для меня.
Алекс еле вспомнил эту записку, которую накануне вечером приколол к стене. Взял ее у Адама и расправил листок на столе.
Читать дальше