Зэди Смит - Собиратель автографов

На Малберри-роуд какая-то женщина вкатила в вагон велосипед.

…Примерно через год после смерти Ли Джина в старый дом Тандема пришел чем-то довольный Адам.

— Что? Над чем так забавляешься?

Алекс препроводил хихикающего Адама на кухню. Сара предложила ему чаю. Продолжая улыбаться, он сел на стул у небольшого пластикового столика. А в этом доме уже год после того, как все случилось, никто не улыбался. Алекс вспомнил, как тогда его шокировала эта улыбка.

— Ну, в чем дело? Расскажи. Мам, пусть он нам расскажет. Что случилось?

— Да всего лишь… Ехал этим поездом, Бесплатным. Только что.

— Ну и?..

— Там ехал один парень с велосипедом без колеса. А на следующей остановке вошел другой, с колесом, но без велосипеда. Все это заметили, все в вагоне. Мы там чуть с ума не сошли от смеха. Кроме тех двоих придурков. Они даже не посмотрели друг на друга.

— Ну и?..

— Ну и все.

Алекса снова обожгла та улыбка. Адам всегда хорошо соображал и даже тогда прекрасно понимал, что нескрываемая радость одного человека оскорбляет чувства того, кому сейчас не до смеха. Алекс и Сара, чьи сердца были разбиты, раздавленные свалившейся на них бедой, смотрели на него пустыми глазами. Адам изо всех сил старался погасить свою улыбку, но она делалась только веселее.

Мужчина, которого не тянет домой, идет в бар. Алекс знал это по фильмам. Мужчина идет в бар, и вальяжный бармен — американец, ньюйоркец — пожимает плечами и нехотя жестом показывает: ну что, плеснуть виски? Алексу хотелось в какой-то такой бар, но в Маунтджое были совсем другие. Здесь выпивали, закусывая китайской стряпней, сидя за столом, с салфеткой на коленях.

Поблизости находился только «Пузырек» с его плотно зашторенными окнами. Этот бар частенько менял название. (Оно служило вехой во времени, позволяя определять возраст обитателей Маунтджоя. Тем, кому за тридцать, он помнился «Пузырьком», «На горе», «У Бена» и «Причудами». Новоприбывшие звали его баром «Зеро», а самые древние старожилы когда-то лакомились здесь пирожными и отправляли письма.) «Пузырек» пользовался плохой репутацией. Поговаривали о наркотиках. Выпивохи в нем не знали никакой меры. И почти каждый вечер единственная местная знаменитость вываливалась из него с бледно-лиловым лицом и сливового цвета носом. (Этот человек — «национальное достояние», красавец актер — тридцать лет практиковался в трагических жестах, исполняя роли Антония, Брута и Отелло в театре, а затем полицейских, врачей и фермеров — в телефильмах. В нынешний четверг вечером он играл разгневанного короля Лира на улице, подхваченный под руки двумя неулыбчивыми телепродюсерами, которые стремились во что бы то ни стало доставить его трезвым из «Пузырька» на съемки мыльной оперы.)

Как и большинство обитателей Маунтджоя, Алекс в «Пузырьке» никогда не бывал и не имел представления, как он выглядит внутри, — снаружи его вывеска судорожно вспыхивала и гасла, причем с каждой пульсацией дефекты изображения менялись: то пропадала ножка у бокала, то исчезали поднимающиеся в нем розовые пузырьки, то переставала светиться красная вишенка. Открывая дверь, Алекс больше ничего не знал. Внутри стояла тьма. На улице было пять часов вечера, а в «Пузырьке» — вечная ночь. В полумраке двигались четыре или пять тел. Музыки не было. Под потолком вращался зеркальный шар, разбрасывая по стенам миллионы тоненьких лучиков, которые тщетно искали танцоров, посыпанных дустом еще двадцать лет назад. На стене кто-то попытался написать красками пляж с крошечной шоколадной красоткой топлесс. Не в силах хорошо изобразить ноги, художник ограничился легким наброском. Восемь широких пальмовых листьев были украшены золотистыми блестками, которых, к сожалению, осталось совсем немного. Нишу для диджея в другой стене в это время закрывала штора. Имелись признаки бара и бармена. Алекс подошел к ним и взялся за дело.

Кто первым придумал пить по алфавиту? Алекс, входя в «Пузырек», такого намерения не имел. Он просто хотел пропустить рюмашку, или рюмашку-другую, или пару-тройку рюмашек. Однако после пятого наперстка виски эта мысль стала все сильнее им овладевать. А Рой, то есть бармен, ответственный за происходящее, плечами не пожимал и нехотя жестом ничего не показывал. Увы, нет.

Рой сказал:

— Попытай счастья, сынок.