Прохор Озорнин - На Крыльях Надежды - Проза

- Слишком много вопросов, сын – и слишком мало ответов.

Отец посмотрел мне в глаза - и вибрация его мысли, сильная и четкая, коснулась меня.

- Просто … просто они сказали “нет” своему миру. - А теперь пойдем. Нам не место в мертвых мирах.

05.09.2005

Здраве буде, миряне!

Решил таки я, значится, к вам таким вот образом чудным и дивным обратиться. А то знаете, нам, попам, оно ведь тоже скучно бывает до остолбенения временами то, не без этого. А то вот ходите вы к нам толпами своими порой на молебны да празднества всякие, в ножки кланяетесь, да ручки наши белые целуете, а поговорить то оно ведь и не жаждете особливо. Разве что на исповеди, да и то - больно нам оно слушать монологи ваши нудные о деяниях отвратных особливо охота чтоли? А деяния то те ведь такие порой, что уши свернуть в трубочку хочется и цыкнуть на вас яростно - но вот приходится терпеть белиберду эту всю, и в конце грустно-горестно вздыхать и фразу ту сокровенную о грехов вашем отпущении повторять аки робот какой, потому как заплачено по прейскуранту все уже. Делать нечего - слушаешь, вид делая, что интересно тебе это все до изнеможения, а на деле скучаешь там, в кабинке этой исповедальной, для того темной и скрытной которую и сделали, чтобы не видели вы, значится, лиц наших выражения.

Или вот этим самым трупикам, в железные ящички собранным, и мощами нами прозванными, шастаете вы да поклоняетесь, потому как мы святыми их назвать дерзнули … их вы там чуть ли не лобызаете в припадках экстатических своих, и даже разговаривать удумали некоторые, абы ежели говорить мертвые могли бы … а про нас то и не упомнили, как если бы и не живые мы были, а они живее нашего?

А, бывает, какой мирянин приедет еще, бланки на молебны на всю семью свою до колена десятого назаполняет молча и ссупившись, и сунет в руки потом после оплаты по прейскуранту в кассу то … а нам потом молись за здравие али упокой душ их в служениях своих, будто знаем мы, что за люди в бланках тех упомянуты - может какие и мерзопакостники? Вот так и молишься не пойми за кого, хоть и понятно зачем - денег ради ведь … а иначе зачем молитву платной то делати?

А бывают еще и того хуже прихожане встречаются - молча зайдут в храм наш, свечу где-то на стороне купленную вставят в свечники наши и зажгут … и все это молча и скорбно так делают, слово боясь вымолвить, что прямо оно иногда ощущение так и накатывает, что не храм это вовсе, а погреб какой или кладбище … ух, ужас! Сам порой пужаюсь мысли то сей, а сделать ничего не могу, ибо так оно принято в храмах то наших православных вести себя по канонам то. А коли кто нарушать те правила нами выдуманные вздумает - оденет что не так, али спеть что свое удумает - прилюдно поносить будем, за веру ратуя и нравственность, пусть и не сомневается!

И вот оно так, значится, и получается, что аки роботы мы какие вам стали уж, и словом живым и целительным с вами порой и не перемолвиться. А ежели и хотите вы перемолвиться в беседе личной, али спросить совета какого - так ведь о вас, болезных, все время разговаривать да наставлять вас приходится! Ох, тяжкое ж какое дело то это - советы давать и наставления. Вот придете к кому из нас вы, и начнете, бывает, жалобиться - то у вас не так, это не ладится, здесь чего-то не хватает. И вот сиди, слушай вас, или, того хуже, стой еще, да советы на ходу удумать пытайся. А какие советы то удумать можно, ежели ситуацию вашу и вас, собственно, знаешь только поверхностно? Вот и давать советы общие, универсальные, временем проверенные приходится - в церковь нашу вновь сходить, да свечечку прикупить какую-либо, да молебен заказать месячный (одноразовые заказывать тоже можненько, но не эффективны они столь в силе своей, ибо шибко по деньгам дешевы). И устаешь так порой от монологов то этих монотонных и советов одинаковых, что аж выть на луну хочется, благо что луны то днем не видненько.

А ведь и нам высказаться порой то как хочется, душу свою и мучения совести громадные, волнами накатывающие, излить и покаяться! И хотел уж было я покаяться то однажды, да неужто мне то, святому почти человеку, и перед таким же священником то и исповедоваться, осознавая ясненько, как он будет речи то мои пламенные эти выслушивать безразлично и холодно? И вот решил я, значится, вам, миряне мои ненаглядные, овечки вы мои златоносные, униженные вы мои и оскорбленные, душу эту свою самую опорожнить не стесняясь. А и чего стесняться то мне прикажете, коли вот расскажу я вам о себе совсем еще немножечко, да и кончу на том заранее, дабы в детали недостойные особливо и не углубляться то мне неумеючи? Да и отпущу потом сам себе грехи я, и буду чистеньким … долго ли, умеючи?