Вера Афанасьева - Конец света. Русский вариант

– Так я и не знаю ничего. Иногда просто диву даюсь, как мне жить-то удается.

– А я думал, ты умная девочка. Всегда я заблуждаюсь.

Они попетляли по центру, переехали через Великую Реку и выехали на окраину, проехали мимо заброшенного огороженного аэродрома и подъехали к заводским корпусам.

Завод пугал. Каменный забор, изрисованный чёрными граффити и испещренный матерными словами, тоже чёрными. Возвышающиеся над ним искорёженные железобетонные остовы бывших цехов. Мёртвые серые здания с выложенными кирпичом коммунистическими лозунгами. И ни одной живой души, никакого движения. Даже деревья вокруг были засохшими, и вороны стаей сидели на них.

– Страшновато. Вот она, руинизация. А ведь всего-то чуть-чуть отъехали.

– Да, Солнечный город больше не напоминает.

– Жутко здесь.

– Мы придём к победе коммунизма. Представляете, как это будет непросто?

Алая ауди остановилась напротив стеклянной проходной. Стёкла были мутными, много лет не мытыми, дверь наглухо закрыта, охраны – никакой.

– Не похоже, что здесь хоть что-то делается, – сказал Сима.

– Давайте подождем совсем немного. Вдруг кто-нибудь появится.

Они подождали с полчаса, болтая ни о чем.

– «Незнайка» – концептуальная сказочка. Уж очень коротышки наших сограждан напоминают, так же любили груши околачивать. Ведь там почти ничего нет о том, как они что-то по хозяйству делали, дома свои прибирали или еду готовили. Все у них само собой происходило, да и росло все само. Огурцовая река – вокруг огурцы, Арбузная река – вокруг арбузы. Исконная наша мечта, Молочная река – кисельные берега.

– А на двух сомнительных мастеровых, Винтика и Шпунтика, целый отряд интеллигентов: и художник, и поэт, и врач, и ученый-универсал, и астроном. Ну, на кой чёрт им нужен был астроном? И ещё куча непонятных бездельников, какие-то Авоська с Небоськой, Сиропчик и Пончик, Пулька. А Незнайка и Пачкуля – вообще наши отечественные архетипы. Можно просто диссертацию защитить.

– И не ели они почти никогда. Совсем как герои Достоевского. Только иногда парадные обеды и постоянные чаи.

– Пончик всё время ел.

– А Сиропчик всё время пил.

– Нет, ты не прав. Они собирали урожай, всякие приспособления придумывали.

– Собирать – это пожалуйста. Особенно чужое.

– Сколько можно тут сидеть? Все закрыто, забор глухой. Надо что-то другое придумать, ничего мы тут не высидим.

И именно в этот момент послышался скрежет, и ворота рядом с проходной медленно приоткрылись. Из них выглянула стриженая всклокоченная старуха в синем байковом халате и в мужских ботинках, надетых на скатанные до щиколоток хлопчатые чулки. Она разглядывала машину и сидящих в ней людей голубыми выцветшими глазами не мигая, внимательно и сурово, как умеют смотреть только маленькие дети и дряхлые старики.

Она и была похожа на глазастую шестилетнюю девочку, девочку после тифа, которых так любили показывать в раннем советском кино. Только на очень старую девочку, у которой давным-давно умерли все подружки. О неё тёрся кот, страшненький, задрипанный, длинномордый, с близко посаженными косыми глазами, – котик-шмотик, настоящий кошачий олигофрен. Пятнистость кота превышала все нормы, однозначно указывая на длинную череду предков всех возможных цветов.

– Вот это кошан! Леопарды нервно курят в сторонке. Ты хотел поговорить со старухами? Вот твой кадр.

– Нет, с ней хочу поговорить я.

Лиза выскочила из машины, пошла к воротам.

– Здравствуйте, бабушка. Как ваше здоровье?

– Здоровье – как дерьмо коровье, – насупилась старуха. – Сама ты бабушка.

И старуха спряталась, а ворота медленно закрылись. Лиза вернулась на место.

– Вот и поговорили.

– Главное – тут кто-то есть, – сказала Ариадна. – Может, постучим? Не одна же она там.

На дороге, идущей вдоль стены завода, показался автомобиль. Лиза подумала, что именно показался, и именно автомобиль, потому что машиной его было трудно назвать. Вот у Ады была машина, машина-девочка, а это был автомобиль-мальчик. Причем очень красивый и нарядный мальчик.

«И старуха была похожа на девочку. Какие разные бывают девочки! – подумала Лиза. – Но девочка – это к диву. А мальчик? Мальчик обычно к смерти. И как всё медленно происходит, словно при замедленной съёмке. Просто это жара, нужно было повязать платок».

Шикарный чёрный лимузин плыл вдоль заводской стены. Он медленно подкатил к проходной, и из задней двери показался высокий молодой мужчина, улыбаясь, пошёл к ним. И женщины сначала увидели, что он прекрасно, с иголочки одет, а потом обнаружили, что он хорош собой и у него ослепительная улыбка. Мужчина был смугл, поджар, напоминал испанца или грузина, очень коротко стрижен и красиво небрит.