Роланд Харингтон - Золотая кость, или Приключения янки в стране новых русских

Мореплаватель и императрица повздыхали, что было принято в ту сентиментальную эпоху.

— Vergiss mein nicht, [204] Не забывай меня (нем.). — прошептала Екатерина и скрылась, шелестя шлейфом и государственными бумагами.

Флигель-адъютант вручил мореплавателю золотую корзину с плодом любви. Скрипя ногой и сердцем Гиацинт вышел на улицу. В сени известной иглы раздался пронзительный писк…

Для отвода глаз Гиацинт всю зиму ошивался в Кронштадте, где у него было много флотских друзей и детей. Оттуда адмирал то и дело весточки слал государыне письма, на которые она то и дело отвечала. Будучи патриотами, хотя и импортными, Гиацинт и Екатерина писали друг другу исключительно по-русски. Хотя адмирал никогда формально языку не обучался, он строчил свои послания с почти литературным блеском.

В марте следующего года праотец отправился обратно в Свидригайлово. По дороге туда он исправно информировал императрицу о всяких младенческих материях.

В одном из писем адмирал сообщал:

Ваше Величество, сын наш Конрашка орет будто фурия греческая. Весь день в карете с ним едучи, оглох на оба уха и лишь сей час на постоялом дворе в себя прихожу помаленьку.

Каждый день в полдень Гиацинт останавливал карету, выходил на обочину и шуровал астролябией и сектантом. Таким образом он с точностью до одиннадцатой десятой знал скорость, с которой ехал. Праотец был в некотором роде педант и хотел прибыть в имение точно в срок, то есть когда у жены начнутся роды. И действительно, только в вестибюле усадьбы раздался стук адмиральского протеза, как у адмиральши разверзлись воды, если не вешние, то внутренние.

Гиацинт понимал, что роженицу-тинейджерку может спугнуть внезапное появление улыбающегося ребенка из саквояжа супруга, особенно в такой экстремальной ситуации. Тут следовало действовать осторожно. Из бесед с Михайлой Сергеевичем Ломоносовым, с которым в первой трети восемнадцатого века он частенько встречался в Академии наук, праотец знал, что женщины относятся к материнству очень серьезно. Ради будущего России и царствующей династии было крайне важно, чтобы адмиральша приняла беседочного беби за собственного сына.

Праотец спрятал дитя до поры до схваток у себя в кабинете и проследовал в спальню, где супруга уже вовсю рожала. У кровати хлопотали вызванный из уездного города Клизмы врач и свидригайловская повивальная бабка. Гиацинт провел (о)смотр супруги. Убедившись, что тело на мази, он скомандовал зычным адмиральским голосом «Так держать!» и приказал сменить кровать на кожаный диван, сразу же после приезда праотца приволоченный по его приказу в спальню. Гиацинт был сильно привязан к этому предмету мебели. Он собственноручно сколотил его несколько десятилетий назад из взятого им в плен турецкого крейсера. Обивка дивана представляла собой шкуру дракона с острова Комодо, убитого адмиралом на кругосветном сафари. Гиацинт хотел, чтобы юная жена разрешилась от бремени на черной скрипучей поверхности, подобно первой госпоже фон Хакен, которая произвела на свет дюжину отборных сыновей именно там.

Адмирал уселся у окна, чуть-чуть кряхтя, — после двух недель тряски по почтовому тракту давал знать о себе возраст — прикрыл глаза и принялся ждать. Местный медицинский персонал вновь окружил адмиральшу, которая время от времени постанывала, правда из уважения к мужу тихо. Ничто на классически корабельном лице праотца не выдавало переполнявшего его волнения, и лишь иногда по старой морской привычке он кричал «Курс на юг!» да почесывал деревянную ногу.

Роды, однако, затягивались. Пользуясь случаем, адмирал послал лакея за пером и бумагой и сочинил письмо императрице, используя в качестве подставки протез:

Матушка моя драгоценная, вот мы и приехали. Вчерась в карете меня здорово продуло, но я креплюсь счастья и короны твоей ради. Наш Конрашка чувствует себя уже как дома. Лежа под портретом царственного предшественника твоего Петра Великого, он ручонкой махнул, да так удачно, будто отдал честь.

Начались схватки. Гиацинт удалил медперсонал из комнаты под предлогом перекура. Затем сбегал, если можно так выразиться об одноногом восьмидесятилетием старике, в кабинет за отпрыщем и подложил его жене под попу в самый ответственный момент. Жена, как водится, в это время находилась в бессознательном состоянии и ничего не заметила.

Когда опустевшая после разрешения от бремени Хакенша очнулась, адмирал поздравил ее с успешными родами.