Роланд Харингтон - Золотая кость, или Приключения янки в стране новых русских

— Гоните ломая головы! Будет и на водку и на кокотку! — понукал я водителя, моментально поглядывая на часы.

Таратайщик оказался лихачем. Не успел я проглотить ротную слюну, а таратайка уже тараторила по Комсомольской площади. Хоп-троп — и «Москвич» затормозил перед Ленинградским вокзалом, да так внезапно, что я бы разбил лоб об разбитое ветровое стекло, если бы не мгновенная реакция. Согласно тому же закону инерции, из косм водителя высыпалось облако перхоти. Полетав по кабине, частицы головокожи начали медленно оседать, создавая поэтическую иллюзию снегозапада, как в стихотворении Пушкина «Зима». Рваные сиденья и дырявый пол машины покрылись белой пеленой, что весьма облагородило ее интерьер.

— Мерси, чувак. Сам Михаил Шумахер не мог бы довезти меня с большим свистом.

Таратайщик почесал затылок, произведя еще одну, малую, перхотную бурю.

— Как мы будем это делать? — осведомился я.

— Делать что?

— Какую форму оплаты вы предпочитаете: материальную или виртуальную?

— Как договаривались: двести долларов. — Водитель вынул бумажник, по наивности готовый сунуть туда пачку баксов.

Я нахмурился.

— Знайте, что в карманах важнейших фигур мира — Буша-младшего, Билла Гейтса, далай-ламы, меня — вы никогда не найдете денег. Мы стоим выше слюнявых купюр и заразных монет, будучи в буквальном смысле слова бессребрениками. С тех пор как я узнал правду о том, кто я есть, я избегаю притрагиваться к наличным с поистине царственной брезгливостью.

— Но мы же договорились!

— Вы все получите сполна, — успокоил я таратайщика. — К концу месяца, если не года, деньги будут на вашей счетной книжке или под вашим счетным матрасом. Сначала, однако, я должен спросить как вас зовут.

Тот неумело задумался.

— Зачем?

— Для того, чтобы выписать вам чек.

— Не-е-е, никаких чеков. — Кучер крутанул головой, да так резко, что внутри «Москвича» разразилась новая перхометелица.

— Уверяю вас, je suis en fonds. [263] Я при деньгах (фр.). На моем текущем счету в Мадисонском кредит-юнионе лежит сумма в 1000 минимальных зарплат. Речь идет об американских горках золота! Конечно, вместо того чтобы осеребрить чек, вы можете сохранить его как рукописную реликвию. Тогда у вас останется исторический документ, свидетельствующий о вашей близости, пусть и мимолетной, к моей августейшей особе. Это может многое для вас значить во время грядущих великих потрясений, необходимых великой России.

Но намек на скорую реставрацию самодержавия в виде меня как царя остался непонятым.

— Хочу наличные!

Я укоризненно посмотрел на автоизвозчика.

— Одна из главных проблем вашей-нашей экономики — это нежелание населения пользоваться иными финансовыми инструментами, чем потертыми полушками и негигиеничными ассигнациями. Когда же образумится отечественный οι ηολλοι? [264] Народ (древнегреч.).

— Сам ты иди на хуй!

— Прошу перефразировать реплику.

— Я те щас перефразирую!

От негодования водитель запрыгал на облучке, забыв о ветхости «Москвича». Раздался треск. Облучок провалился в пол, пол выпал на асфальт, и жадюга застрял где-то между рулевой колонной и выхлопной трубой.

Я воспользовался случаем, чтобы прочитать ему заключительную нотацию.

— Как видите, невежество ума и грубость языка приводят к печальным последствиям. Пусть этот полный крах послужит вам напопным уроком вежливости!

Я вышиб плечом дверцу и направился к вокзалу, царственно игнорируя таратайщика, который матерно тараторил за моей широкой спиной.

Перрон. У последнего вагона петербургского экспресса тусуется тройка интеллектуалов с букетами цветов в руках. Мои приятели Миша Пеликанов, Веня Варикозов и Гога Водолей без лишних слез пришли на дальние проводы. Это была большая жертва, сделанная ими исключительно ради меня, ибо они друг друга не выносят. Судите сами. Веня называет Мишу масоном, Миша обзывает Веню шовинистом, Гога величает Мишу вампиром, Веня называет Гогу бесенком, Миша обзывает Гогу фигляром, Гога величает Веню ретроградом.

Увидев мою высокую мускулистую фигуру, интеллектуалы замахали букетами, давая понять, что чугунка не ждет. В ответ на призывы провожающих поспешить я устроил бег на месте, ужасая их шансом моего опоздания. Меня никогда не покидает чувство юмора — почему я популярен и среди друзей, и среди врагов.

Мои вертикальные прыжки продолжались в течение пяти минут веселья. Наконец я сменил смех на милость и подошел к невеликой кучке.