Сара Дессен - Второй шанс

— Она не заболела? — не удержалась я от вопроса после того, как отказалась от кекса, вынутого папой из пакета.

— Нет, просто устала, — объяснил отец, откусывая кусочек от кекса. Крошки посыпались на рубашку. Он смахнул их рукой и продолжил: — Малышка ночами не спит, а от меня пользы мало из-за строгого режима сна. Сама понимаешь, для успешной работы необходим полноценный девятичасовой сон. Я по-прежнему пытаюсь уговорить ее нанять няню, но Хайди против.

— Почему?

— Ну, ты же знаешь Хайди! — воскликнул он так, будто я действительно ее хорошо знаю. — Она привыкла справляться сама, и ей обычно удается преодолевать трудности. Не волнуйся, через пару месяцев, а они самые трудные, все утрясется и Хайди придет в себя. Вот помню, когда Холлис родился, мама чуть с ума не сошла. У твоего братца были такие сильные приступы колик — мы ночами не спали с мамой, укачивали его на руках, а он вопил словно резаный. А его аппетит! Господи! Он высасывал все молоко до последней капли и все равно оставался голодным…

В который раз папа завел старую шарманку о трудностях воспитания детей, знакомую мне до последнего слова, так что я, попивая кофе, пустилась в созерцание местных достопримечательностей. Слева от нас стоит еще несколько домов, а после них начинается общественный пляж, уже «оккупированный» многочисленными пляжными зонтами и загорающими. Вдоль пляжа тянется набережная с дощатым настилом, окруженным торговыми павильонами.

— Ну а сейчас, — смяв в руках обертку от кекса, папа сунул ее в пакет, — мне надо вернуться к работе. Так что давай я покажу твою комнату, а поговорим потом за ужином. Как тебе такой план?

— Я не против.

Мы вернулись в дом, который по-прежнему захлестывали оглушительные звуки океана. Папа укоризненно покачал головой, склонился над генератором шума и выключил его. Внезапно наступившая тишина оглушила своей бездонностью.

— Ты еще работаешь над книгой? — спросила я, чтобы только нарушить ее.

— Да, знаешь, меня наконец-то посетило вдохновение, и я скоро закончу роман, — ответил папа. — Остались последние штрихи: дописать да соединить части воедино.

По лестнице мы поднялись на второй этаж и прошли мимо детской комнаты. Через приоткрытую дверь я воочию разглядела розовые стены с шоколадно-кремовой окантовкой, которые Хайди описывала в письме. Правда, внутри стояла тишина и никто не плакал. По крайней мере, я ничего не услышала.

Папа открыл дверь следующей комнаты, приглашая войти.

— Извини за тесноту, — прибавил он, когда я остановилась на пороге. — Зато из этого окна самый лучший вид.

И он не шутил. В крошечной комнате едва умещались односпальная кровать с комодом — да, не хоромы, зато единственное окно выходит на безлюдное пространство из песка и воды.

— Здорово! — решила я.

— Согласен. Это мой бывший кабинет. Правда, когда мы устроили детскую за стенкой, пришлось переехать в дальний конец дома. Не хотелось тревожить малышку шумным творческим процессом. — Папа усмехнулся, словно поделился со мной удачной шуткой. — К которому, кстати, самое время возвращаться. Для моего творчества утро — самая продуктивная часть дня. Увидимся за ужином, договорились?

— Хорошо.

Я посмотрела мельком на часы: всего пять минут двенадцатого. Ладно, найду чем заняться.

— Отлично.

Папа пожал мне руку и, бормоча что-то себе под нос, ушел. Когда он проходил мимо розово-шоколадной детской, я услышала стук закрываемой двери.

Я проснулась в шесть тридцать вечера от детского плача.

Впрочем, слово «плач» вряд ли даст точное представление о переливчатых воплях, рвущихся из сестричкиной глотки: Фисба надрывалась с такой яростью, словно решила доконать всех своим ревом, а заодно вознамерилась испытать пределы возможностей своих легких. Крики малышки были прекрасно слышны из-за тонкой стенки между нашими комнатами, но когда я вышла в коридор в поисках ванной, то чуть не оглохла от вибрирующих децибел.

В полумраке коридора я затаила дыхание возле розовой комнаты, прислушиваясь к крикам. Они становились громче и пронзительней, потом на секунду замолкали, но, к сожалению, только для того, чтобы возобновиться с новой силой. В какой-то момент я испугалась, что на плач малышки так никто и не прибежит, а затем, в один из редких и коротких мгновений затишья, расслышала успокаивающий голос, повторяющий: «Ш-ш-ш, тише-тише».

Тихий шепот острой иглою кольнул в самое сердце, вызывая в памяти картины, глубоко запрятанные в подсознании. Вот родители снова ругаются ночи напролет, а я лежу в постели, пытаюсь отгородиться от скандалов и провалиться в спасительный сон. Без устали повторяю про себя: «Ш-ш-ш, тише-тише, все будет хорошо!» Я прокручивала в голове короткую фразу тысячи раз за ночь, и она стала для меня как молитва. Заветные слова, доносившиеся сейчас из-за двери в перерывах детского плача, вызывали странное смущение, поэтому я решительно отошла от розовой комнаты.