Станислав Сенькин - Покаяние Агасфера - афонские рассказы

В схиме киевский монах получил имя Иларий.

Он вернулся в Карули, купив предварительно в Кариесе новую, расшитую красными нитями, греческую схиму. Если в России великосхимник виден сразу, — русская схима внушительна и красива, то эллинская носится скрытно, под рясой и похожа на священническую епитрахиль. Греческого схимника нельзя отличить от обычного рясофорного послушника, впрочем, как и от иеромонаха, который по афонским правилам не носит крест поверх рясы. Это святогорская традиция прекрасна и показывает, что монашество — поистине «чин кающихся», и истинная благодать всегда сокрыта от людских взоров.

Но наш отец Иларий так не считал. Приехав в Карули, он сразу надел новенькую схиму поверх подрясника. Обступившим его с расспросами он поведал, что постриг его в святую схиму хилендарский духовник Симеон, многими считавшимся старцем высокой жизни. Скоро об этом постриге говорила вся гора, и, можете мне поверить, доброму сербскому духовнику не поздоровилось. За такое самочиние он запросто мог лишиться своей должности.

А новоявленный Иларий просто забыл своего друга и перестал ходить в Хилендар. Теперь он получил то, что хотел — афонский постриг, и оставаться на Святой горе ему не было смысла, так как здесь, на Афоне, в схиме ходит каждый третий, а в родном Киеве афонской схимой сможет похвастаться только он.

И Иларий уехал.

Года через два после этих событий на Афон приехал паломник из Одессы и стал расспрашивать русских монахов, не знают ли те великого афонского старца Илария, который двадцать лет провел на Святой горе в совершенном безмолвии, подвизаясь в скиту Карули.

Ему отвечали, что в Карули был один Иларий, но не больше года, получил схиму обманом, и постриг его Святая гора официально никогда не признает.

«Это наверняка не тот Иларий. — Паломник благоговейно перекрестился. — Тот старец воистину велик, благодатью равен Антонию Великому, силой духа подобен Серафиму Саровскому. Он великий прозорливец и мой духовный отец, так что не смейте его хулить! Этот благодатнейший схимник, видимо, скрывался на Святой горе от людских глаз, и поэтому о нём ничего здесь не знают».

Паломника заверили, что на Афоне каждая собака всё обо всех знает и попросили описать внешность Илария.

«Да точно он! Приехал Илларионом, а уехал Иларием, помним мы такого. Как же он подставил отца Симеона! Такой подлости свет не ви — дывал!»

Но паломник только рассердился на тех, кто нападал на его духовного отца — великого афонского старца и, посчитав, что монахи просто завидуют благодати отца Илария и клевещут на святого, повернулся к ним спиной и, больше ни слова не говоря, ушёл. А оставшиеся в недоумении монахи ещё долго обсуждали слова паломника о том, что к «старцу» на приём занимают очередь с самого утра.

Теперь перейдем к другому нашему «герою» — Андрею. Около полугода тот бродил по Святой горе как сиромаха, от монастыря к монастырю, от скита к скиту.

Наконец, он прибился к зилотам, которые построили себе небольшую келью в Василии Великом. Зилоты всегда старались быть радушными и помогать как друг другу, так и всем нуждающимся.

Некоторые святогорцы считают, что в глубине души зилоты понимают, что они, всё‑таки, не правы. И это побуждает их более обычных монахов хранить заповеди Христовы, чтобы доказать не только другим, но, прежде всего, самим себе истинность своего учения. Потому и мятежный Эсфигмен с радостью принимал к себе всех желающих и, с помощью своих покровителей на большой земле, организовывал им получение abtotita — греческого гражданства. В Эсфигмене на сей день самое большое братство Святой горы — около ста пятидесяти человек всех национальностей. Как властные монахи Протата, афонского правительства, ни пытались приструнить безчинников, Эсфигмен стоял насмерть и даже выпускал свой журнал, где обличал поместные православные Церкви в вероотступничестве. Журнал, к слову сказать, был отпечатан на прекрасной бумаге и издавался на нескольких языках, что, честно говоря, заставляло сомневаться в том, что зилотов «морят голодом», блокируя в море корабли с продовольствием, которые собирали всем миром для Эсфигмена многочисленные последователи зилотства.

И вот, однажды Андрей, афонский сиромаха, уже порядком подуставший бродить по Афону в поисках пристанища, нашёл свой путь афонского пострига. Если Илларион украл постриг у друга, то его молодой последователь решил украсть его у зилотов.