Станислав Сенькин - Покаяние Агасфера - афонские рассказы

— Мы должны пойти к нему и спросить об этом. Ведь если он руководствуется только своим разумом, это ведь не совсем правильно по святым отцам, верно?

— Может быть, Сама Матерь Божья безо всяких посредников открывает ему, как следует поступать?

— Тем более он должен сверять свои откровения с духовными людьми. Ведь руководствоваться откровениями ещё опасней, чем полагаться на собственный разум.

В конце концов, мы договорились вдвоём посетить Иосифа. Затем мы совместно прочитали монашеское правило и Ефрем, тепло попрощавшись со мной, оседлал мула и направился к своей келье…

…Через неделю мы с Ефремом, за два часа до вечерни, были у Иосифа. Он принял нас очень радушно, и мы проговорили почти час, вспоминая старые добрые послушнические времена. Наконец, Ефрем перешёл к сути дела.

— Отец Иосиф, мы знаем друг друга уже не десять лет и даже не тридцать. Нас взрастил один отец, и мы, как добрые младшие братья, признаем твоё первенство среди нас. Но скажем правду: нам не нравится твоё решение.

— Какое?

— Нам не нравится приток посетителей, идущих к нам по твоему благословению за советом.

— Что же в этом плохого?

— Иосиф! — Ефрем поднял руку, показывая, что хотел бы договорить. — После того, как наш приснопамятный старец Неофит упокоился, наши пути несколько разошлись, хотя сердца наши навсегда сплавлены вместе. Матерь Божья вверила мне, недостойному, небольшое стадо, которое я должен пасти, а отец Гавриил был Ею управлен в отшельническое житие. Тебе же, не побоюсь громких слов, был в какой‑то мере вверен весь Афон. Так вот, ответь нам, как старший брат, отец Иосиф, у кого ты сейчас окормляешься и окормляешься ли вообще? Прости за такую постановку вопроса, но мы должны знать ответ.

Геронта Иосиф немного смутился.

— Да, конечно, есть старец, к помощи которого я прибегаю в сложных вопросах.

— Можешь назвать имя?

Иосиф улыбнулся.

— Простите, друзья, но старец хочет оставаться неизвестным для мира.

— Как и мы, Иосиф!

Отец Иосиф хотел было что‑то сказать в ответ, но последние слова Ефрема заставили его осечься. Ефрем же продолжил.

— Пойми нас правильно, монахи приносят с собой свои дрязги, нарушают нашу исихию. Мы понимаем, что на горе должны быть духовники — советники, к кому монах может принести свою боль, которую боится высказать духовнику или игумену. Мы это понимаем. Но и ты пойми нас, Господь даровал нам отшельнический чин, и ничьи поиски блага не должны отвлекать нас от Самого Источника блага. Поэтому мы готовы принять твоё решение, но мы должны точно знать, что ты не перешёл свой предел и действуешь в согласии с волей Божьей. Нам не нужны какие‑то доказательства, достаточно твоего слова. Только слова, Иосиф, а не отговорки, которыми ты нас кормил до сих пор. Прости меня, друг!

Иосиф закрыл глаза. Было понятно, что он молится, призывая Святой Дух всё управить к общему благу. Наконец он ответил:

— Друзья, я думаю, что в ваших словах есть законная претензия. Действительно, моё решение лишает вас желанной исихии. Принимая его, я руководствовался словами Спасителя о том, что не может светильник быть укрытым от людей. Вы знаете, какой трудный период переживает сейчас Церковь и как мало толковых пастырей, способных пасти разрозненное стадо. Но, переживая за паству, я, возможно, и позабыл, какой именно устав и чин вы храните. Не хотелось бы мне выступить в роли второго Варлаама, враждующего против священнобезмолвствующих. Поэтому я должен посоветоваться со своим старцем. Но я не могу вам дать ответ сейчас, подождёте недельку, хорошо?

Мы с Ефремом согласились, и завершили нашу встречу панихидой по усопшему старцу Неофиту. Вечная память ему!

В келью я возвращался, сердцем чувствуя, что это противоречие разрешится. Слава Всемогущему Богу! Огоньки первых звезд возвещали возвращение вожделенной исихии…

* * *

…После ухода друзей геронта Иосиф почувствовал тяжесть в душе. Действительно, не перешёл ли он свой предел, вмешиваясь в жизнь достойных подвижников? Получил ли он от Бога такое право и не стал ли подобен самозванцу?

Вечером, не откладывая разрешения этого дела, он подозвал своего келейника, посвящённого в тайную святую жизнь старца Нила, — духовника отца Иосифа — и велел ему седлать мула. Перед смертью отец Неофит, подобно библейскому Иакову, позвал к себе духовных чад и назвал Иосифу имена двух людей, у которых он может исповедоваться и с которыми должен советоваться во всех затруднительных случаях. Один их этих духовников уже умер, к другому же, отцу Нилу, и направлялся сейчас Иосиф, чтобы разрешить свое недоумение. Отец Нил был загадкой для большинства святогорцев. Многие монахи считали, что он в глубокой прелести, и сторонились его. Но Нил и не пытался изменить такого настороженного отношения к нему.