Станислав Сенькин - Покаяние Агасфера - афонские рассказы

— Господь милостив к нам! Он даёт тебе ещё один день. Этого достаточно, чтобы угасить вражду и умереть с чистой совестью. Стяжи дух мирен. Продолжай молитву… Бог даст, встретимся завтра.

Афанасий очнулся и долго не мог прийти в себя. Наконец, он привстал и зажег свечу. Привычный свет озарил келью: всё было как прежде — лампадки, иконы, книги святых отцов, деревянный аналой с лежащим на нём раскрытым Евангелием. Молодой послушник Симеон уже шёл по коридору с колокольчиком и будил монахов на келейный канон:

— Бдению время и молитве час, Господи Иисусе Христе, помилуй нас!

Дзинь! Дзинь!

Было пять часов по византийскому времени. Старый монах заново начал правило, не чувствуя усталости. Выполнив положенные чётки, он прилёг на несколько минут перед утреней, размышляя, когда ему лучше подойти к отцу Василию и попросить прощения за свою злобу. «А прямо во время полунощницы, — решил Афанасий. — После того как братья споют «Се жених грядет в полунощи»».

Так он и сделал. Пройдя на тёмный клирос, где в стасидиях стояли сонные певчие, монах положил перед регентом земной поклон.

— Прости меня, старика, отец Василий! Я так злобствовал против тебя!

Иеромонах вздрогнул от неожиданности и, если бы не темнота на клиросе, можно было бы заметить, как гримаса раздражения исказила его лицо. Он всплеснул руками и демонстративно громко ответил смиренно лежащему в поклоне седобородому регенту:

— Вам не удастся вернуться обратно на клирос, не старайтесь. Игумен сказал, что вы уже в отставке, так что…

Если бы не ночное искушение и знание того, что жить ему осталось всего сутки, старый регент почувствовал бы всю унизительность своего положения.

— Да не я хочу обратно на клирос, Василий! — Он встал на колени. — Мне нужно только примириться с тобой.

— Примириться? — Отец Василий включил свет и открыл клиросный шкафчик, где лежали ноты старого Афанасия, многие из которых он переписывал вручную. Регент достал пачку нот и протянул монаху. — Вставайте, Афанасий, забирайте это… и больше чтобы я вас на клиросе не видел. Надеюсь, вы сможете смириться с благословением игумена. Да вставайте же вы, наконец!

Отец Афанасий, стараясь не обращать внимания на изумлённых происходящим певчих, продолжил смиренно умолять иеромонаха.

— Василий, я всё понимаю, ты только прости меня.

Но молодой священник впал в какое-то помрачение, и чем больше Афанасий унижался, тем больше ожесточался регент.

— Послушайте, вы мне портили нервы всё это время, а теперь хотите, чтобы я вас вот так, с кондачка, простил? — Он усмехнулся. — Сколько вы выпили моей крови, один Господь знает!

Старик был на грани отчаяния.

— Василий, я, окаянный, сегодня умру, и если ты мне не простишь моё окаянство, я могу попасть в ад.

— В ад? — Василий весело посмотрел на певцов. — Да вы ещё всех нас переживёте! Всё, идите, отец Афанасий, в стасидию, молитесь Богу. Если вы сегодня умрёте, то я сейчас потеряю дар речи. Умрёт он, напугал!

Хотя большинство певчих и были на стороне молодого регента, но его дерзость пришлась им не по душе. Один из певцов, первый тенор отец Зенон, сказал регенту:

— Прости его, отец, зачем издеваешься? А если он и вправду умрёт?

— Да не умрёт он! — Отец Василий говорил, всё больше раздражаясь. — Идите, Афанасий, всё. Если собрались умирать, то умирайте, но не искушайте меня, — не видите, я служу? Скоро нам петь ектенью, всё уже, уходите! — Он махнул рукой на старика и злобно уткнулся в знаменные сборники.

Отец Афанасий, держа в руках свои ноты, встал и вернулся в стасидию. Там он стал горячо молиться, чтобы небесные силы прекратили эту демоническую вражду.

До вечера он сделал ещё несколько попыток подойти к молодому регенту, но тот, вконец разозлившись на надоедливого старика, пошёл к игумену жаловаться на Афанасия. А тот выбранил старого монаха, запретив ему впредь искушать отца Василия.

Вечером отец Афанасий исповедался и стал готовиться к отходу в вечность. Памятуя древний аскетический закон, старый монах не терял надежды, но мысль о том, что ему, видимо, не избежать преисподней, не давала покоя.

После повечерья он вновь встал на молитву, слушая, как шумит за окном Эгейское море, ставшее русскому монаху родным. И вновь его сердце сжалось от укола. Вновь липкий страх, тьма и предчувствие неминуемой смерти. И вновь отец Афанасий позвал своего ангела — хранителя.

— Я здесь, отец Афанасий. Здесь, рядом с тобою. Не смог ты угасить вражду?