Она заходит в номера, где они спали, и чувствует, что попадает в пространство, к которому причастна, ночной запах чужих людей, их волосы на подушке, следы в унитазе, на простынях, содержимое мусорных корзин. Ничто не ново, ничему не учит. Потому что она поняла: все, что люди хотят сохранить в тайне, — это самое обыкновенное, самое банальное, монотонное и общее для всех; тело и его потребности, его болезни и удовольствия, пищеварение. В этом нет ничего личного, только безличностное, она больше не обращает на это внимания, не размышляет, и так, наверное, происходит со всеми, кто сталкивается с подобной работой. И сознавать это утешительно. Те, кто прибирают за нами в поездах, пихают пальцы в наши отверстия в поликлиниках, вскрывают наши тела в больницах, прибирают за нами после смерти… Нам не надо стесняться.
Раньше, когда она останавливалась в гостиницах, на паромах, в пансионатах, представляла себе, кто из персонала с кем сплетничает. Горничная сплетничает с администратором, поэтому утром он так странно на тебя смотрит: он знает, сколько ты выпил, прихватил ли ты одноразовые шампуни, набор для шитья и губку для обуви. А администратор, дежуривший вечером, рассказал администратору, дежурящему с утра, что ты пришел посреди ночи и потребовал штопор. Он знает, что ты пролил красное вино на кровать, и поэтому он так на тебя смотрит. Но теперь Нина знает, что все не так. Что администратор не сплетничает о гостях с горничной, а горничная — с официантом, никто об этом не говорит, потому что все банально и незначительно, так что наши тайны остаются сокровенными, священными и смешными.
Она заходит в покинутые номера с любопытством и надеждой обнаружить что-то кроме недопитых бутылок, недоеденных пакетиков арахиса, забытых лекарств и щеток, иногда она сохраняет вещи, неиспользованные тампоны, ручки, конверты, они лежат несколько недель в коробке для забытых вещей в холле, потом, случается, она берет оттуда тампон, если надо. Она надеется обнаружить что-то большее, что-то личностное, решающее, указывающее на поворотный пункт в жизни, но ничего не находит. Забытое письмо, или начатое письмо, или выкинутое письмо, указывающее на самое главное, чтобы понять, что за человек его писал и чем он отличается от других. То, что они сами бы о себе рассказали, если бы были откровенны и на рассказ была бы не неделя, не час, а десять минут. Нет книг, которые они собираются когда-нибудь написать о жизни. Точка. Нет ничего. Ни дневников или записок, даже в дешевых бестселлерах в бумажном переплете, оставленных гостями, нет карандашных пометок или загнутых уголков, хотя, судя по обложке, речь в книгах должна идти о смерти, предательстве и любви — о главных жизненных вопросах, даже восклицательных знаков нет на полях. Никакого оружия, никаких пистолетов, нет даже маленькой склянки с ядом, спрятанной в кармане. Ни Корана, ни Библии, никаких приспособлений для изготовления бомбы, ни кассет, ни дискет или дисков с подозрительным содержанием, ничего значимого, и у нее возникает ощущение, будто они носят свои особенности, словно эти особенности не оставили никаких следов ни в них самих, ни в их окружении, словно и не было этих особенностей вовсе.
Ни одного стихотворения. Ни одной рифмы. Никаких следов ночной жизни наподобие ее собственной. Чем же они занимаются? Прячут свою личность, запирают на замок или носят во внутреннем кармане, в вечерней сумочке или большой пляжной сумке?
Она заходит в комнату и срывает подушку. Ничего. Стаскивает грязное белье и заглядывает под матрас. И здесь пусто. Ничего нет в дорожной сумке на полу, ничего во внутреннем кармане костюма в шкафу, ничего не спрятано между сложенным нижним бельем или в боковом кармашке закрытой косметички, и ее охватывает легкое одиночество.
Как же они живут, что делают? Ничего? Почему мысль об этом так пугает? Она не может ухватить что-то главное. Не может найти. Когда-нибудь найдет. Надо подождать.
Сванхильд заходит со свежим номером газеты и показывает на станицу частных объявлений.
«Бывшему ректору института Траной исполнилось 80 лет. Юбилей отпраздновали широко всей семьей, друзьями, новыми и старыми коллегами во вновь открывшемся пансионате Грепан в прошлую субботу».
Она все еще стоит с газетой в руках, и тут звонит телефон, заказывают свадьбу на шестьдесят гостей, двадцать останутся на ночь, телефон звонит снова: радость никогда не приходит одна. Звонит Будиль — подруга с автобусного путешествия по Европе, — она закончила курсы трезвости, организованные Фанни Дакерт и оплаченные работодателем — Королевским театром, она не пьет уже два месяца и чувствует себя не очень хорошо, может быть, ей поможет морской воздух?
Читать дальше