Вигдис Йорт - Преимущества и недостатки существования

— Значит, скоро выйдет!

Ада протягивает соломинку с клубникой, Уле дает незабудки, она берет угощение слабыми руками и вздыхает, кусает губы, будто сомневается.

— Здесь пишут, что надо это делать в полнолуние, — говорит она, обращаясь к Нине, показывает на место в книге, где нарисованы какие-то странные кривые. — Сегодня ведь полнолуние?

— Возможно, — отвечает Нина. — Я ничуть не удивлюсь. Когда вы говорите, мне кажется, я это уже где-то слышала. Да, по-моему, сегодня действительно полнолуние.

— Сегодня двадцать второе, так?

— Да, — говорит Агнес. Она знает, какое число и сколько времени.

— Значит, двадцать второе, — повторяет фру Хюсет, показывает на кривую в книге и улыбается. Они улыбаются все вместе. Двадцать второе — особенный день.

— Значит, будет счастье, плодородие и все такое, — говорит Нина, — и к тому же полнолуние. В холодильнике есть устрицы, если ваш муж захочет!

Они закрывают за собой дверь, стоят в коридоре и чувствуют, как замечательно заставить человека улыбнуться. Задумчиво, не говоря ни слова, они спускаются.

Картошка печется в духовке в оливковом масле с солью и розмарином, нарезанные помидоры с мелко нарубленным луком, смоченным в оливковом масле, стоят на столах, которые они вынесли на лужайку и накрыли под липой. Моцарт звучит почти как птицы, смешиваясь с пением настоящих птиц. Ровно в семь часов спускаются Францены, их лица красные от весеннего солнца и шампанского. Юхан Антонсен степенно следует за ними через столовую в выглаженной хлопковой рубашке цвета слоновой кости и панаме, криво надвинутой на голову, как у вышедшего на берег пирата, он останавливается в дверях террасы и с тоской смотрит на море, пронзительно бирюзовое в безветрии.

— Березовый лес, — говорит он и показывает за плечо на картину, которую она оставила висеть. — А почему не написано, что животные на картине — коровы?

В самом деле.

Появляются Хюсеты. Рука об руку, взгляд затуманен. Каблуки женщин утопают в траве, мужчины вытягивают их обратно. Под липой тенисто и сумрачно, хлеб теплый, красное итальянское вино слегка прохладное в больших графинах, все приготовлено для удовольствия. Антонсен предлагает сигариллы фру Хюсет, но она отказывается и с тоской смотрит на небо, где нет ничего, кроме плывущих мимо розовых облаков.

Еда пахнет Италией, Италия в воздухе, Италия в них самих. Вчера пахло Францией, теперь они еще южнее. Моцарта сменяет Пьяццола, скоро будет фадо, потом они дойдут до берега Африки, а потом пересекут экватор. Солнце красное и вот-вот спрячется за шхеры. Нина зажигает китайские фонарики на столах, деревьях и наполняет графины. Пейте! Напивайтесь!

Темнота мягкая, лиловая с кобальтово-синими прожилками, потом из-за облака выходит луна, полная, абсолютно круглая. Фру Хюсет откидывается назад, приложив руку к глазам, чтобы посмотреть, и тут ломается стул. Она ударяется головой о стену, падает в траву и теряет сознание. Ее лицо виднеется в клумбе с розами бледно-розового цвета. Они поливают ее холодной водой, она смотрит на них ясными удивительными глазами. Они поднимают ее, приносят новый стул из тех, что Нина не починила с утра. Хюсет хочет в постель, но фру Хюсет хочет попробовать пирожное счастья. Дети выносят их на блюде и предлагают всем по кругу. Они похожи на коробочки с таблетками экстази. Антонсен откусывает первым, вытаскивает записку из пирожного и читает надпись, сделанную почерком Ады:

— «Скоро летние каникулы, и тебя ждет много замечательного».

Ада краснеет и прячет лицо в руках.

— Спасибо, спасибо, — благодарит Антонсен.

В пирожном у Францена лежит обещание, что у него будет день рождения в наступающем году и он получит, чего желает. Записка Хюсета поздравила его с Новым годом и пожелала счастливого Рождества, он ответил тем же. Сванхильд пришла через шхеры, чтобы забрать Уле домой, ей налили бокал красного вина и дали пирожное, она откусывает и читает записку, но не хочет говорить, что в ней написано.

Фру Хюсет откусывает от своего пирожного и с серьезным видом выуживает записку.

— «В конце концов, все будет хорошо», — читает она дрожащим голосом. Это написала Агнес, она стоит в дверях террасы и следит за ними. Фру Хюсет смотрит на луну, мощная, полная, та притягивает к себе море. Она шепчет что-то на ухо мужу, он встает, благодарит за превосходный обед и помогает подняться жене. Он похож на старый подстриженный тополь, когда идет через столовую, она — тонкое, скривленное ветром миндальное дерево, случайно посаженное рядом. Они идут рука об руку, слышны их недружные шаги вверх по лестнице, а вскоре видно, как трясутся рамы, все сильнее, окна наконец открываются, и фру Хюсет перегибается через подоконник: