Томас Пинчон - Радуга тяготения

Ленитроп проголодался.

— Пойдем. Надо завтрак поискать. — У прудика рядом с фермой свинья находит вогнанный в землю деревянный кол. Вынюхивает вокруг. Ленитроп ногой расшвыривает рыхлую землю и открывает кирпичный схрон, набитый засилосованной в прошлом году картошкой. — Тебе-то годится, — свинья рьяно набрасывается, — а я эту дрянь есть не могу. — В глади воды сияет небо. Вокруг, судя по всему, никого. Ленитроп бредет проверить домик. Весь двор зарос высокими белыми маргаритками. Оконца наверху под соломенными козырьками темны, из труб — ни дымка. Но курятник на задворках населен. Ленитроп сдвигает здоровенную жирную белую наседку с кладки, робко тянется к яйцам — ПККАУУ схватывается курица, пытается отклевать Ленитропу руку, снаружи стремглав набегают подруги, подымают богоужасный хай, а наседка к этому времени крыльями застряла в щелях меж досок, обратно ходу нет, а под мышками она такая толстая, что и вперед не пролезть. И так вот висит, хлопая крыльями и вопя, а Ленитроп хватает три яйца, после чего пытается протолкнуть ей крылья вовнутрь. Работенка аховая, особенно если не хочешь яйца растерять. Кочет в дверном проеме горланит «Ахтунг, Ахтуш», дисциплина в гареме коту под хвост, крикливые белые перекати-куры носятся по всему курятнику, и кровь из Ленитропа хлещет уже в полудюжине мест.

Тут он слышит собачий лай — ладно, черт с ней, с этой наседкой, — выходит наружу и в 30 метрах видит даму в наряде вспомогательных частей вермахта: она целит из дробовика, а пес рвется к Ленитропову горлу, рыча, оскалив клыки. Ленитроп тикает за курятник как раз в тот миг, когда дробовик палит ему с добрым утром. Тут появляется свинья и прогоняет собаку. Ленитроп со свиньей улепетывают, бережно упаковав яйца в свинскую маску, дама вопит, куры скандалят. Свинья галопирует рядышком. Финальный залп из ружья, но они уже вне досягаемости.

Где-то еще через милю они останавливаются, чтоб Ленитроп позавтракал.

— Хорошо постаралась, — нежно мутузит он свинью. Та приседает, переводя дух, глядит на него, пока он пьет сырые яйца и выкуривает полсигаретки. Затем они снова отправляются в путь.

Вскоре они уже уклоняются к морю. Похоже, свинья знает, куда идет. Вдали на другой дороге висит огромная туча пыли — может, русский конвой верхами. Над стогами и полями пробуют летать окрылевшие птенцы аистов. Верхушки отдельных деревьев — зеленые мазки, будто их случайно смахнули рукавом. На горизонте вращаются бурые ветряки — до них много миль усеянного соломой краснозема.

К ночи они входят в лесок. По ложбинам плавает туман. Где-то во тьме плачется заблудившаяся недоеная корова. Свинья с Ленитропом укладываются на покой средь сосен, густо увешанных обрывками станиоли — тучей дипольных отражателей, английским «окном», сброшенным, чтобы сбить с панталыку немецкие радары при каком-то давнем налете, целый лес новогодних елок, фольга шелестит на ветру, ловит свет звезд, ледяной верховой пожар всю ночь неслышно бушует у них над головами на много акров окрест. Ленитроп все время просыпается и видит, что свинья уютно свернулась в опавшей хвое и присматривает за ним. Не потому что опасно или ей неймется. Может, просто решила, что за Ленитропом нужно приглядывать. В станиолевом свете она очень лоснится и выпуклится, а щетина у нее на вид гладкая, как пушок. Ленитропу в голову закрадываются похотливые мысли, эдакая, знаете ли, причудь, хеххех, ничего неподконтрольного… Они засыпают под украшенными деревьями, свинья — странствующий волхв с Востока, Ленитроп в своем костюме — цветастый подарок, который ждет утра, когда его затребует себе дитя.

Назавтра к полудню они вступают в медленно увядающий город — один-одинешенек на балтийском побережье, он гибнет в отсутствие детей. Вывеска на городских воротах перегоревшими лампочками и пустыми патронами гласит: ZWÖLFKINDER. Огромное колесо, властвующее над горизонтом на много миль вокруг, чуть покосилось, непреклонная старая гувернантка, и солнце высвечивает длинные потеки ржави, небо бледное в железном ажуре, что никнет долгой гнутой тенью на песок и в черносливное море. В без-дверных залах и домах носится ветер, устраивает кошачьи концерты.