Гарри Гордон - Поздно. Темно. Далеко

Изредка печатал его в «Московском комсомольце» старый знакомый, еще по «Магистрали», Аронов, в пионерской какой-то рубрике «Турнир поэтов» с изображением почему-то шахматного коня. Аронов и Карла с подачи Бекетова опубликовал в этой рубрике, два раза по одному стихотворению. Это были единственные его, Карла, публикации в Москве.

— Не пойму я тебя, Бекетов, — недоумевал Аронов, — почему ты не печатаешься? У тебя же фамилия, лучше, чем у Блока.

— Отчество подкачало, — гоготал Бекетов.

Придет Магроли, елочка затрепещет, зазвякает шарами, беззвучно упадет кусочек ваты. Часа в три Ефим Яковлевич притомится, завертится на одном месте, ища, где бы прилечь.

После часу ночи придет Винограев, веселый, нацеленный на общение. Запоет: « Цвите терен, цвите рясный… », хорошо запоет. Магроли приподнимет веки, выпьет и подтянет таинственным хрипловатым басом. У Ефима абсолютный слух, в детстве его учили «Играть на скрипочку».

Потом все начнут уговаривать спеть Татьяну, рассердят, наконец, особенно Карл, — Таня любила петь, и пела, но только когда хотела сама.

Карл пел не менее вдохновенно, чем все, если не вдохновеннее, но, путаясь в тональности, мешал остальным, приходилось на ходу подлаживаться под него.

— Это я хочу петь сразу за всех, — оправдывался он.

Среди ночи ввалится Сашка со своей студенческой компанией.

— Мыл! — загудит Магроли, а Винограев на всякий случай обидится.

В Сашкиной компании будет взрослый человек лет тридцати пяти по фамилии Утявкин, режиссер детского театра при Дворце пионеров, Сашкин учитель. Утявкин будет стесняться своего межеумочного положения — между детьми и ровесниками, но вскоре затеет с Магроли занимательный разговор.

У Сашки побледнеет лоб, и он будет солировать диким высоким голосом сложные народные песни. Большими юношескими промокшими ногами компания эта так уделает пол…

Январь, как всегда, был морозный и солнечный, Карла раздражало это бесполезное солнце, и он задергивал шторы. Январские каникулы прошли в суете, в трудных поездках Тани с Катей по праздничным елкам, с подарками в жутких затейливых упаковках из яркой пластмассы.

Таня дремала в метро рядом с нахмуренной Катей, а вокруг и напротив дремали или нервничали другие мамы, похожие друг на друга, как пластмассовые упаковки.

На Старый Новый год поехали к Каменецким. Карл с благоговением слушал рассказы Олега о выловленных лещах.

— Какой я профессионал, — отмахивался Олег, — самый большой мой лещ — два восемьсот.

Была там и Галка из Чупеево, Феклина дочь, молодая женщина. Татьяна с Ларисой решили ее выдать замуж за Магроли:

— А что? С ее трезвым умом и бабьей хваткой. А Магролик так хочет детей.

Карл обрадовался авантюре, грустно в то же время гадая, кому они собираются подложить свинью — Галке или Ефиму.

Карл маялся — он стеснялся малознакомых людей, напиться же и петь было неудобно. Стол был обилен и вкусен, они объелись и поехали домой.

Праздники наконец кончились, и Карл постепенно стал оживать. Таня с утра была на работе, дети — в школе и садике, вертелись по утрам какие-то строчки, и по ночам вертелись.

Часам к трем Карл готовил обед, или подогревал, или ходил в магазин, словом — приносил пользу. Давно прошли времена, когда он отстаивал права на ремесло, противоречий теперь не находил, вспомнив из некогда любимого Маяковского: «…мельчайшая пылинка живого ценнее всего, что и сделаю, и делал». Помог в этом и Алеша:

— А что, — сказал он высоким голосом, как всегда, когда говорил о значительном, — детишки бегают, святое дело, что еще надо! Окромя пива! — добавил он.

В конце января образовалась «халтура» — оформление кабинета Гражданской обороны при местной поликлинике. Начальник кабинета, дотошный отставник, считал Гражданскую оборону делом куда более важным, чем здравоохранение, — перед угрозой мирового империализма следовало быть начеку и выбил у главврача средства.

Работать предлагалось понемногу, дома, монтируя планшеты постепенно, за два месяца сделаешь — и хорошо, а деньги получать ежемесячно в течение полугода, по шестьдесят рублей.

Карла это устраивало — в комбинате работы пока не было. К тому же перспектива срочной поездки куда-либо пугала — с недавних пор чувствовал Карл постоянную боль в животе справа. Боль усилилась в марте, самом мрачном месяце —