Александра Васильева - Моя Марусечка

А если зимой когда придешь, служка Никита зовет в церковь, в каморку, чай пить с тысячелистником или горячие — горячие щи нальет. Собаки у него большущие, хриплые, но закормленные, добрые.

Маруся пересекла главную аллею кладбища и свернула направо и немножко вбок: третьей с краю лежала мама, рядом с ней Дуся. Оградки у них не было, но сирень у изголовья была самая красивая, самая тучная, самая душистая на всем кладбище. Маруся присела на скамейку между двумя могилами и провела ладонью по крестам: сначала по маминому, потом по Дусиному…

Дуся. Дуся умерла осенью, в конце сентября.

Вечер. Сели ужинать: мама, Костик, Маруся. Был капустняк со свиными ребрышками, сладкий рулет с тыквой, разрезали большой арбуз. Костик пришел с работы умненький, не хмельной, двор подмел, мальчишек потетешкал, Дусю потетешкал, не знал, кого еще потетешкать. Дуся с Костиком ровнехонько жили, смирно. Света не зажигали. Сели ужинать. На керогазе закипал чайник.

Дуся замялась:

— Что это мне под сердцем как — то сладко и… дрожко?

— Ну, полежи, — сказала мама.

Мальчики спали: и Валерик, и Митя.

Дуся сползла с топчана на пол так тихо, что на нее не сразу обернулись. А когда обернулись, губы ее были синие и глаза смотрели вверх, под веки, и руку под себя подмяла. Все закричали. А Костик схватил ее поперек живота и потащил на себя, и ударил кулаком маму, а Дусю, как добычу, держал. С трудом выволокли их обоих, спаренных, во двор, кинули на землю подушку, положили на нее Дусю, облили холодной водой, просовывали в рот пилюлю. Дуся еще жила, когда приехала «скорая», еще дышала, она потом умерла, в больнице. Доктор упал на нее, разодрал на груди кофту, крест — накрест махал руки ей, а она брызгала на него молоком, Митиным молоком, так он его больше и не покушал. Все вокруг кричали, думали смерть ее напугать…

Повезли Дусю в больницу.

Костик поехал, и Маруся поехала. А уже в палате Дуся и умерла. Костик как бросится бежать! Его едва поймали в конце коридора, бог знает, что бы он там натворил. Марусе доктор сказал: все, умерла, говорили ведь вам, сердце плохое, зачем второго рожали, зачем?..

Маруся вышла на площадь перед больницей, постояла там, а потом пошла домой напрямик, через огороды.

Тот день родился сумрачным с самого утра. Нельзя было понять, который час. Низина за больницей наполнилась туманом, его пряди, похожие на белый чад, тянулись к ее ногам. Маруся жадно вглядывалась в дорогу в поисках какого — нибудь прохожего — ей очень нужно было узнать время.

Под истончившимися подошвами прощупывался гравий на дороге. Среди покрытой изморозью травы исходили паром коровьи лепешки.

— Надо взять золу от разных деревьев и… — сказала Маруся громко. — И что? Что делать с золой?..

Она огляделась в поисках кого — нибудь, кто бы мог сказать ей, что делать с золой…

К плетням тянулись женщины и смотрели на нее со страхом: они догадались, что Дуся умерла.

На грядках дозревали помидоры и перцы — красные, бурые, желтые…

— Не надо! — крикнула им Маруся: зачем они такие красные, когда Дуся умерла?..

Пахло спелой айвой, грушами. Кусты малины были усыпаны поздними ягодами.

Красивая, заспанная, розовая со сна девушка вышла ей навстречу.

— Не надо! — крикнула Маруся девушке. — Не надо! — крикнула она и небу, и солнцу.

Небо медленно обложилось тучами, пошел дождик, тихий, теплый, как летом.

На взгорке, откуда открывался переход на улицу, стояла мама и держала мальчиков под мышками, как полешки. Мальчики не спали, только сопели громко, но не плакали.

— Мама! Ты знаешь, что наделала эта Дуся? Она умерла!

У мамы задрожало лицо, все ее мелкие сухие морщины вмиг затопили слезы.

— Где ж теперь достать селедки на поминки? — крикнула она шепотом, и мальчики стали выскальзывать из ее рук.

Костик заболел и чуть не умер. Спал на Дусиной могиле. По его голове проложили тропки муравьи. В ухе паук сплел паутину и душил в ней осеннюю муху. Его редкие, в три пера волосы дыбились, налетел ветер, подхватил их все и унес в поле. Он был так слаб, что нитью паутины ему чуть не отсекло голову.

А на девять дней пришел с Фросей…

Встал в дверях, круто отвернув в сторону свои розово — перламутровые глазные яблоки. Фрося посадила Валерика на колени к себе и потетешкала его. А на Митю даже не взглянула…

…Маруся очнулась: кругом вода, дождь выбивал на ней большие толстые пузыри. Она пошарила рукой в лодке, нащупала ржавую консервную банку, опустила ее в воду и поквокала: квок, квок, квок… По воде побежали круги, достигли берега и покачали там грязно — зеленую пену и мусор.