Помню, как матушка напевала в гостиной, посматривая в окно, не возвращаются ли мужчины с углем, украденным на кирпичном заводе. То и дело она прижималась щекой к стеклу, чтобы как следует разглядеть, как папа идет по улице с собакой Кимом у ног и армейским вещевым мешком, полным угля, за плечами. На дело папа отправился с Харнсом, у того тоже масса детей. Помню, как сверкали у матушки глаза на фоне черных ночных стекол — единственные две звезды на черном небе. Она мурлыкала песенку — как и всегда. Она и сейчас все время напевает.
— О Мэри, вот Лондон, прекрасно все в нем, и люди там трудятся ночью и днем…
Кэролайн пела эту песенку своей кукле, стараясь в точности копировать матушкины слова и интонации. Куклу звали Крошка Плакса. Если бы вы были девочкой и хотели куклу, то ничего лучше и представить себе невозможно. Вся штука крылась в том, что Крошка Плакса проливала настоящие слезы. Помню, когда свет отключали, пламя свечи так и переливалось в слезах куклы. Просто жуть! Белая кожа куклы была как у мертвого ребенка. Это меня пугало. Я вообще боялся многого, но пуще всего мертвых детей. По-настоящему боялся, без дураков. Энджи говорила, что видела, как кукла самостоятельно ползает по полу, но когда она об этом сказала матушке, та ее отшлепала, а отец Дайвэнни наложил на Энджи покаяние: десять раз прочесть «Аве Мария».
Матушка перестала петь и приветственно замахала рукой. Стекло запищало. Из темноты донеслось басовитое гав-гав Кима. Я встал на цыпочки и вытянулся, чтобы выглянуть в окно. Остальные дети тоже прилипли к окну. Ох и хороша же хозяюшка была матушка! Как она любила Пэта, как заботилась о том, чтобы накормить детей да обогреть дом! Пусть такая жизнь примитивна, только во многих отношениях она лучше, чем та, которую вынуждено было вести следующее поколение.
Входная дверь скрипнула, и ночь вторглась в комнаты. Ковров у нас по тем временам не было. Папа пронесся к черному входу как холодный темный смерч. Послышался металлический скрежет, затем шум угля, пересыпаемого в ящик.
В проеме входной двери замаячила миссис Адамс. В руках она держала большой кусок мяса в оберточной бумаге, перевязанной бечевкой. Сквозь бумагу проступала кровь. За миссис Адамс следовал Ким и пытался ухватить мясо зубами. Кроме меня, его никто не заметил.
— Мороз Красный Нос навестил нас сегодня ночью. Вы, детишки, уж лучше погрейтесь у огонька, пока мамочка готовит вам ужин, — сказала миссис Адамс.
Она выговаривала слова не так, как мы. Она говорила «мэгзин», а мы — «магазин». Она говорила «уныз», а мы — «вниз». Она говорила «старай», а мы — «старый». Она говорила «мраз», а мы — «мороз».
Опять грохот. Это угольный ящик миссис Адамс (она была вдова) получил свою порцию уголька. Вот почему папы так долго не было дома сегодня ночью: он тащил два мешка с углем. За это миссис Адамс принесла нам мяса из мясной лавки. У нее были прекрасные отношения с мясником.
Миссис Адамс передала пакет с мясом матушке. Несколько кусочков упало, и Ким поймал их на лету. Поспешное чавканье слышалось, пока он не скрылся в кухне.
Папа вернулся к входной двери, весь красный и сияющий. Он выбрасывал пар из ноздрей, будто бык, улыбался и потирал руки. Миссис Адамс поблагодарила папу и пихнула в зад мистера Хариса, который курил на крыльце, перегнувшись через перила, и громко, как газетчик, кричал — звал своих сыновей:
— Р-ооо-нниии! Дже-еее-йми!
Ронни и Джейми вынырнули из темноты. Они без лишних слов притащили по заплечному мешку угля каждый. Откуда-то появилась Старая Мэри и произнесла скрипучим шепотом:
— Завтра вечером новая поставка.
Старая Мэри работала на кирпичном заводе в дневную смену. От нее мы узнавали, когда будут поставки. У меня даже волосы на голове встали дыбом. Мы все понимали, что значит эта новость. Уголь-то таскали с кирпичного завода. Чтобы попасть туда, надо было пересечь железнодорожный мост и забраться по крутой насыпи. Иногда ты еще на полпути на мосту, а поезд уже идет. Тогда прижимайся к перилам, повисая над стофутовой пропастью, и пусть заплечный мешок с углем будет тебе противовесом.
К тому же надо было действовать осторожно и не прихватить слишком много угля, чтобы пропажу не заметили и все дело не накрылось. Но в ночь поставки уголь можно воровать тоннами.
В такие ночи на нашей улице была прямо-таки карнавальная атмосфера. Все мамы и папы всю ночь напролет сновали туда-сюда с мешками за спиной, пока ящики не заполнялись под завязку. У женщин, у которых не было мужа или взрослого сына, ящики тоже оказывались заполненными, так что они стояли на стреме или поили чаем детишек на своих улицах. При мысли о поставке у всех у нас прояснились лица. Рождество и поставка — самые замечательные штуки.
Читать дальше