Дес Диллон - Шесть черных свечей

Странное место этот Хартвуд. Первое, что там бросается в глаза, — высокое глухое ограждение моста через железную дорогу. Местные почему-то полюбили прыгать с этого моста вниз. Пока ограждение не поставили, внизу на рельсах каждый год валялось по три покойника.

Последний раз, когда Линда приезжала, Дэнни как-то умудрился напиться и его не выпустили на прогулку. С Линдой обычно ездила Энджи, а то доктора сказали, что ноги у Линды могут отказать в любой момент. Так что в палату Дэнни они тоже пришли вдвоем. Дэнни лежал на койке в полнейшем депресняке, и они еле-еле смогли расшевелить его. Но наконец он пробурчал что-то, приподнялся на локте и закурил. Брюхо его свесилось на сторону. Выдохнув дым, Дэнни стал похож на безумного херувима.

Линда и Энджи знали, что Дэнни пьян, но не подали виду.

— Как поживаешь, верзила? — спросила Линда.

— А, распронаебить вашу мать… тут все еле движется. Такая тоска! Эти суки меня прикончат. — Дэнни сделал широкий жест рукой, словно босс мафии. — Психи хреновы! — крикнул он напоследок.

Тут он засмеялся, закашлялся и плашмя рухнул на койку. Его огромное брюхо заколыхалось. Казалось, в животе у него кто-то есть. Кто-то очень большой. Другие психи стушевались, стараясь не попадаться гиганту на глаза. Печаль словно въелась в желтые стены палаты.

Дэнни скоро уснул, и Линда с Энджи удалились.

На этот раз все было по-другому. Энджи пришлось сесть сзади, потому что Зеленый Леопард не хотел уходить со своего места. Сестры усмехнулись, и три безумные улыбки понеслись на восток вслед за светом фар. Энджи и Линда почти не говорили друг с другом. Вскоре машина уже ехала по шоссе, ведущему через пустошь в Хартвуд. Эта мрачная дорога невдалеке от Глазго — последнее, что видят некоторые, прежде чем попадут в Шоттскую тюрьму или Хартвудскую психиатрическую больницу.

В Викторианскую эпоху было принято упрятывать в психушку за ковыряние в носу или чесание задницы. Разумеется, наличие безумца в семье считалось в высшей степени дурным тоном, так что желтые дома старались возводить где-нибудь у черта на куличках. Вот хоть взять эту дорогу через пустошь. На таком отшибе, что хуже и не придумаешь. Прямо жуть какая-то.

Энджи и Линда смеялись. Дождь гвоздил по дороге, будто старался приколотить асфальт к земле. Светоотражатели типа «кошачий глаз» [24] Утопленные в резиновые подушки зеркальные рефлекторы на дорогах; обеспечивают видимость разметки при свете фар. студенисто пялились на всех из-под потоков воды, и к ним вполне подошло бы название «глаз дохлой кошки».

Шоттская тюрьма с ее оранжевым освещением, расплывающимся в струях воды, походила на американский исправительный дом.

— Бетон — хороший слуга, но плохой хозяин, — сказала Линда, когда они проезжали мимо тюрьмы.

— Ну эти суки хоть знают, когда выйдут, Линда. А нашего Дэнни когда выпустят?

Линда почувствовала, что ей надо высказаться. После того как она принесла Господу свои обеты и выписалась из клиники, на нее иногда накатывало.

— А я тебе скажу когда! Когда доктора и санитары перестанут корчить из себя Господа Бога! Я вот что имею в виду: разбил чашку о стену — бах! — еще пять лет навесили. Ни тебе судьи, ни присяжных, один какой-то прыщавый мудачок только что со студенческой скамьи. Уж лучше бы наш безумный Леопард раздавал приговоры, кому выходить, а кому сидеть дальше.

Энджи по сей день готова поклясться, что Леопард кивнул в знак согласия.

Они подъехали к Хартвудской больнице. Психиатрической больнице. Построена при королеве Виктории. Длинные ряды пустых окон и стены из гадкого песчаника. Зеленый Леопард сощурился и улыбнулся. Леопард — он всегда так.

Щелк-щелк-щелк — они вышли из машины. Сделалось еще мрачнее. Надо было звонить в дверь. Подключался санитар, который по вашему виду определял, насколько вы безумны. Если внешний осмотр его устраивал, он впускал вас. Судя по всему, санитар пришел к выводу, что две взрослые дамочки с леопардом в руках (ярко-зеленым, покрытым черными пятнами, с солнечными очками на носу), заявившиеся ледяным вечером в дурдом, вполне нормальны.

Д-з-з-з-инь! — и дверь открылась и впустила их. Линду и Энджи окутало тепло.

Санитар встретил сестер широкой усмешкой.

— Приветствую, приветствую, — кланялся он с невозмутимой миной, как будто леопарды среди посетителей — дело обычное и точно такой же вошел в эту дверь не далее как пять минут назад.

В воздухе стоял запах нечистот. Перед ними простирался уже знакомый длинный коридор, ведущий в Первое отделение.