Ненависть легко прочитывалась на его лице, черты которого огрубели, под глазами залегли круги. Он часто смотрел на нас своим черным, полным ненависти взглядом, и в нем не было даже проблеска здравого смысла. Он стал животным. Посреди ночи я слышала, как стонет от боли мать, словно заблудшая, не нашедшая покоя душа мертвеца. Сколько еще она должна была пролить слез? До сих пор ее приглушенные рыдания будят меня по ночам, как короткий кошмар, после которого уже не уснуть до утра.
Его гнев стал непредсказуем. Без видимой причины он мог разъяриться в любое время суток. Я боялась за жизнь матери, ведь теперь он наносил ей жестокие побои с удвоенной, утроенной силой. Я нередко видела мать, лежащей в крови, искалеченную до неузнаваемости.
Мне казалось, что он может воспользоваться моим отсутствием, чтобы убить ее. Поэтому стала часто сбегать с уроков. Я следила за его приходом и уходом так долго, как могла себе это позволить. Часами сидела в засаде недалеко от дома, а иногда даже под лестницей. Прислушивалась к малейшему звуку, к хлопанью дверью, к шуму отъезжающей машины. Но пугали меня не только звуки, а и тишина! Конечно, мать ни о чем не догадывалась. Я придумывала тысячи причин, чтобы объяснить свое отсутствие преподавателям, а сидя на занятиях, не могла сконцентрироваться из-за недосыпания. Опоздание цеплялось за опоздание. Посещения занятий становились все реже, но я не знала, как иначе разрешить такую ситуацию. Беспокойство мешало мне спать. В тот период я нацарапала несколько мрачных стихов. Помню один из них:
Вот дом, в котором я росла,
Немой свидетель слез моих и горя,
И никому он не расскажет никогда,
Какие муки я перенесла.
Те слезы, пролитые мной,
Могли б наполнить океаны.
Молитвой лишь пытаюсь излечить,
Души не затянувшиеся раны.
Свидетели моих бед,
Стены, кровать, старый плед,
Солнце, ветер, луна,
И ночей тишина.
* * *
Положение становилось невыносимым. Жизнь теряла смысл. Я больше ее не контролировала. Но хуже всего было то, что я чувствовала себя ответственной за мать и сестру. Я должна была что-то предпринять, чтобы вытащить их и себя из этого кошмара. Единственный способ защититься — сделать так, чтобы мой отец (о боже, как я ненавижу это слово) исчез. Да, я желала, чтобы он исчез из нашей жизни навсегда! Я желала ему смерти! Именно тогда в моем сознании возник план, как усмирить этого палача. Несколькими месяцами ранее я сделала большое одолжение Софиану, одному из моих приятелей. Его призвали на обязательную срочную службу в армию, с первых месяцев службы он принимал участие в антитеррористических рейдах, которые редко обходились без жертв. Зачастую потери алжирских солдат в таких операциях составляли до двадцати процентов.
К этому стоит добавить постоянные угрозы от террористического подполья. С момента, когда человек становился солдатом, его жизнь постоянно была под угрозой. Если кто-то из знакомых почему-то был недоволен каким-то человеком, он начинал распускать слухи, что тот-то и тот-то служит в армии и что он нелоялен к террористам. Рано или поздно, но слух доходил и до самих террористов, после чего через несколько дней либо убивали его семью, либо его родственники находили на пороге своего дома отрезанную, набитую камнями голову солдата с «нежным» сопроводительным письмом. Согласна, что пишу с иронией, но не могу найти других подходящих слов для описания подобной ситуации. Можно ли привыкнуть к жестокости? Если да, то почему? Обычная адаптация к условиям окружающей среды?
Как бы там ни было, но Софиан хотел любой ценой избежать воинской службы. Я согласилась замолвить за него словечко и поговорить с одной из моих школьных подруг, отец которой был высокопоставленным чиновником и мог вмешаться. Это помогло. Парня уволили из армии. Итак, теперь как мой должник он поклялся сразу прийти на помощь, как только она понадобится. И вот такой момент настал.
Я пошла на рынок, где он обычно болтался без дела. Попросив мальчика незаметно передать ему записку, я стала ждать в переулке. Софиан появился через несколько минут.
— Нора? Как я рад тебя видеть! Что это у тебя за вид? Что случилось, Нора? Ты можешь говорить?
— Ты сказал, что я могу обратиться к тебе, если у меня возникнут проблемы, помнишь? Когда я тебе помогла.
— Скажи мне, что у тебя стряслось, и мы посмотрим, как можно тебе помочь.
Я рассказала ему о жестоком поведении своего отца, умолчав только о сексуальных домогательствах, которые решила похоронить до лучших времен. Я была на пределе: руки тряслись, слова вылетали, словно пули. Мой рассказ расстроил Софиана.
Читать дальше