Николас Дикнер - В поисках утраченного

А пока Ноа потихоньку культивировал ежедневное отцовство, состоящее из понимающих подмигиваний и улыбок, неспешных завтраков и проведенных на пляже дней. Ради этого ему приходилось оставаться на острове Маргарита, а чтобы оставаться там, необходим был предлог, предлог сложный, если вообще возможный, с бесчисленными окольными путями и тупиками, как, например, уклонение от вопросов.

Ноа вспомнил статью, прочитанную несколько лет назад в старом журнале National Geographie, найденном за холодильником во время уборки. И в той статье он обнаружил историю, настолько же сложную, насколько абсолютно соответствующую его ситуации, историю, которую можно было бы озаглавить:

Все началось в лето Господне 1635-го, когда голландское невольничье судно, приплывшее из Африки с человеческим грузом, село на мель на Гренадинах. Рабы воспользовались суматохой: перебили экипаж и сбежали. Они нашли убежище на соседнем острове Юрумейн (впоследствии переименованном в Сент-Винсент) и связали свою судьбу с Карибами. Племена, возникшие из этого смешения, — и не американские индейцы, и не африканцы — вскоре стали называться гарифуна, хотя в зависимости от обстоятельств, места и тонкостей превалирующей грамматики они также известны как гаринагу, калипуна, тарифу, карибу, каберн, кабр, калино, калинья, калиньяку, калинаго, что является не более чем постоянной деформацией названия кариб.

К гарифуна вскоре присоединились мароны с Санта-Лусии и Барбадоса. Их привлекла свободная жизнь на острове, все еще не оккупированном европейцами. Правда, то была призрачная свобода, ибо с бойни на Сент-Киттс в 1625 году французы и британцы рьяно сражались за контроль над архипелагом. На последующие два столетия Малые Антильские острова стали театром бесчисленных сражений, союзов, предательств, вторжений, восстаний, договоров, эдиктов и других более или менее дипломатических препирательств.

Гарифуна, вполне вероятно, остались бы на периферии этого конфликта, если бы не подписание в 1763 году Парижского мирного договора.

Когда Франция уступила остров Сент-Винсент Британии, островитяне, особенно гарифуна, оказались в весьма щекотливом положении. Не следует забывать об их двусмысленном историческом происхождении: они не были полностью ни истинными аборигенами, ни потомками африканских рабов.

Политическая неопределенность породила мятежи.

Мечтая изгнать с острова британцев, гарифуна совершили ошибку, связавшись с французами. Роль Франции, слабой, как никогда, свелась к самому дешевому способу изгнания британцев: подстреканию местного населения к мятежам. Абсолютно бесплодная тактика, поскольку — в отсутствие надежных баз на других островах архипелага — каждый завоеванный таким образом остров по следующему договору непременно был бы возвращен Великобритании.

Последние мятежи вспыхнули в феврале 1795 года, когда французы попытались одновременно высадиться на Гренаде, Санта-Лусии и Сент-Винсенте. Результат оказался катастрофическим, и к 1796 году сопротивление продолжали лишь гарифуна. Британские войска захватили остров и сумели подавить восстание на Сент-Винсенте, таким образом положив конец двухсотлетней войне на Карибах.

В январе 1797 года британские власти Сент-Винсента издали указ о депортации мятежников. Операция была проведена с ужасающей эффективностью — акадийский опыт явно не пропал даром. Британцы сожгли пироги и урожай и вывезли более четырех тысяч островитян на крохотный островок, где на месяц оставили голодать. Затем тех, кто не умер от голода, классифицировали по цвету кожи. Самых светлых вернули на Сент-Винсент (где вдруг обнаружилась нехватка дешевой рабочей силы), а более темных, то есть гарифуна, согнали в корабельные трюмы и депортировали.

Ночью 12 апреля 1797 года после нескольких недель плавания несчастных высадили на остров Роатан вблизи побережья Гондураса.

Страдальцы, ослабленные тяжелыми условиями жизни последних месяцев, начали умирать от истощения, нападений москитов и испанских колонистов. Именно на это и рассчитывали британцы. Однако вопреки всем обстоятельствам гарифуна выжили, пересекли континент, расселились на территории от Никарагуа до Британского Гондураса и два столетия спустя все еще живут в Центральной Америке. Они продолжают ловить рыбу, стряпать маниоку, говорить на языке своих предков, не доверять духам, обитающим в устьях рек, где смешиваются пресная и соленая вода.