Николас Дикнер - В поисках утраченного

Говорят, что дом был построен для богатея из Нуэва-Кадиса, сколотившего состояние на торговле жемчугом и обращении в рабство индейцев гуайкери. Неожиданное истощение популяции устриц заставило торговца продать отстроенный особняк, в котором ему так и не удалось пожить. В спешке брошенная собственность переходила из рук в руки, ни у кого надолго не задерживаясь. Ею по очереди владели генерал испанской армии, коммерсант, архитектор, пять нотариусов, член Национальной ассамблеи, бывший бразильский золотоискатель, английский промышленник, греческий судовладелец и два дантиста. Легенда гласит, что в 1816 году, во время Войны за независимость, особняк был на одну ночь реквизирован для Симона Боливара.

В 1961 году пятнадцатым хозяином особняка стал дон Эдуардо. Он хотел превратить свое приобретение в летний домик — довольно странная идея, если учесть размеры здания. Чтобы заполнить обширный патио, три гостиные, необъятную столовую и десять спален — некоторые с парой двуспальных кроватей, — потребовалось бы многочисленное семейство.

Несмотря на гигантские размеры жилища, семейное объединение так и не состоялось. Практически с 1961 по 1995 год дом пустовал. Дети дона Эдуардо гостили здесь не более трех дней в году и тщательно планировали свои визиты, дабы не столкнуться друг с другом. Их не связывали тесные узы, и к 1976 году, когда родители Арисны погибли у побережья Тринидада при невыясненных обстоятельствах, большинство из них уже сбежало в США. Предполагали, что на родительской яхте случился взрыв, но подтвердить эту гипотезу не мог никто, и меньше всех сама Арисна, поскольку в то время ей было всего три года. Ее, единственную уцелевшую при взрыве, нашли на следующий день в состоянии глубокого шока в полусдувшейся резиновой лодке фирмы «Зодиак».

Этот таинственный несчастный случай положил конец постоянному присутствию семьи в Южной Америке. Дон Эдуардо, работавший в то время в венесуэльском консульстве в Нью-Йорке, немедленно взял Арисну под свое крыло и выставил на продажу всю свою недвижимость, кроме дома в Ла-Асунсьоне.

Ноа был безгранично очарован этим внушительным колониальным особняком. Благодаря своей североамериканской наивности он верит, что дон Эдуардо собирается провести последние дни на острове Маргарита. На самом деле старик редко думает о Венесуэле, не говоря уже о смерти, не имеет ни малейшего намерения жить в этом доме и сохраняет его исключительно ради загадочных налоговых льгот.

В 6.30 утра понедельника Мария проскальзывает в узкую заднюю дверь, бесшумно пересекает дом и, ставя кипятиться воду, принимает на себя командование кухней. Шипение пропана, чирканье зажигалки, звон чайника — повседневная музыка.

Фамильная резиденция обязана своим выживанием присутствию этой энергичной островитянки, которая скребет полы, стирает пыль с семейных фотографий, выбивает ковры, моет посуду, готовит лучшую на острове парилью, отгоняет слишком назойливых туристов и обладает неисчерпаемым репертуаром карибских напевов. Без нее этот до нелепости огромный дом давно погрузился бы во мрак и хаос.

Как и каждое утро, Мария расстилает на столе в патио большую красную скатерть, расставляет тарелки и корзинку с хлебом.

Около семи часов появляется Саймон, полусонный, в старой дырявой футболке с покемонами. Мария желает ему доброго утра и властной рукой приглаживает волосы. Он привычно протестует, взлохмачивает волосы и, зевая, садится перед своей миской с хлопьями.

Пока Мария наливает в его стакан апельсиновый сок, мальчик задирает голову и смотрит на небо. Ни облачка. В поле зрения появляется крошечный изумрудно-зеленый колибри, облетает патио, присаживаясь на одно растение за другим, и исчезает так же быстро, как появился. Саймон пытается заглянуть в глаза Марии, выискивая в них еще одно чудо — отражение своих собственных глаз, — но ничего не подозревающая Мария возвращается на кухню.

Вскоре появляется Арисна, принявшая душ, причесанная и в безукоризненном костюме. Она целует сына в лобик и с еле слышным раздраженным вздохом принимается за стопку газет, только что прибывших самолетом из Каракаса. Она наливает себе кофе и начинает просматривать «Меридиано», решительно перелистывая страницы. Через десять минут она смотрит на часы, допивает кофе и поднимается наверх за багажом.

В тот момент, когда Арисна покидает патио, выходит Ноа, как всегда последний, и босиком плетется к столу. Не успевает он сесть, как Саймон взахлеб рассказывает, как крохотный колибри — вот такусенький (он очерчивает в воздухе пальчиками микроскопическую птичку) — прилетал пить нектар с бананового дерева.