Николас Дикнер - В поисках утраченного

День проходит не отмеченный никакими событиями. Ноа читает, вернее, Ноа притворяется, что читает, не в силах отвести глаз от оливковых плеч девушки, угловатых запястий, пальцев, неутомимо направляющих ручку справа налево, словно девушка пишет на староитальянском. «Левша!» — радостно думает Ноа.

Где-то перед самым полуднем незнакомка уходит, оставив свои вещи. Ноа следит, как она исчезает за стеллажами, колеблется пару секунд и хватает тетрадку. К его огромному изумлению, все написано по-испански. Ноа не может сдержать улыбку.

Испаноязычная студентка, изучающая Крайний Север в отделе морских наук?

Ну, почему бы и нет?

После этого случая девушка появляется каждое утро с регулярностью астрономического явления. В 8 утра она входит в стеклянные двери библиотеки и садится за компьютер, подключенный к Интернету. Она читает международные новости, уделяя особое внимание Южной Америке и юго-восточному мексиканскому штату Чьяпас и делая записи в маленьком блокноте на пружинках.

В 8.30 она просматривает библиотечный каталог и превращает темы, на которых хочет сосредоточиться в этот день, в библиографические ссылки. Затем она бродит взад-вперед между стеллажами, переходит из одного отдела в другой с быстро растущей грудой книг на руках.

Около 8.45 она входит в отдел V со своими трофеями, сваливает книги на стол, надевает очки, словно водолазный костюм, и погружается в чтение.

Когда через пятнадцать минут появляется Ноа, он видит лишь, если можно так выразиться, бурлящие на поверхности пузырьки. Девушка отрывается от стула, только чтобы поменять книги, размяться или съесть сандвич в подвальном кафетерии.

Этот марафон продолжается до 20.45, когда звенит колокольчик, возвещающий о закрытии библиотеки. Девушка исчезает с поверхности планеты, словно затянутая в бездну, и возвращается в реальный мир на следующее утро с открытием библиотеки.

Промежуток между 9.00 вечера и 8.00 утра — Бермудский треугольник.

Один день сменяет другой. Ноа и девушка все еще сидят за одним большим столом красного дерева. Понемногу границы между их территориями размываются. Их книги перемешиваются, и воцаряется атмосфера безмолвного дружелюбия, сотканная из пауз, шелеста страниц и осторожных взглядов.

Через неделю Ноа считает возможным спросить:

— Так над чем вы работаете?

Девушка отрывается от книги и оглядывается, мигает, как будто делает первый вдох за последние шесть месяцев.

— Переселения в отдаленных регионах Арктики.

Пять акцентов сплетаются в этих пяти словах: надменность буржуазии Каракаса, дифтонгическая речь Монреаля, поспешность Мадрида, гнусавые интонации Нью-Йорка и следы недавнего визита в Чьяпас. Интересно, откуда она?!

— Переселения? — нарочно переспрашивает Ноа, надеясь снова услышать ее неопределимый акцент.

Она медленно потягивается и зевает.

— Название Инукьяк о чем-нибудь вам говорит?

— Это эскимосская деревня на берегу Гудзонова залива, не так ли?

— Вы правы. В 1953 году канадское правительство переселило некоторое количество семей из Инукьяка в две специально созданные деревни: Резольют и Гриз-Фьорд. Около семьдесят пятой параллели. Так далеко на севере, что в декабре солнце уже не восходит.

— Почему их переселили?

— Из-за голода. Во всяком случае, такова официальная причина. В прошлом году корпорация «Макивик» подала жалобу в Королевскую комиссию по аборигенным народам. Они утверждают, что голод был лишь предлогом. Правительство просто хотело укрепить свой суверенитет на Крайнем Севере… В чем дело? Почему вы улыбаетесь?

— Нет-нет, ничего.

— У вас есть свое мнение по этому вопросу?

— Это похоже на депортацию акадийцев, только наоборот.

— У вас забавная точка зрения.

— А вы? Что вы думаете?

— Я считаю эту проблему сложной.

— Что ответила королевская комиссия?

— Вынесла решение в пользу эскимосов, но это абсолютно ничего не значит. Все это дело сильно политизировано. Самые разные королевские комиссии создавались и на юге — отчуждение Мирабель, сокращение снабжения отдаленных регионов, закрытие Шеффервиля… Однако ставки меняются, когда дело доходит до белых.

— В каком смысле меняются?

— Территории традиционного природопользования.

Ноа со скептическим видом складывает руки на груди.

— Минуточку. До появления белых эскимосы перемещались вслед за дичью и в соответствии со сменой времен года. Почти все нынешние деревни постепенно сосредоточились вокруг факторий «Хадсон-Бей компани», то есть до переселения из Инукьяка семьи оставались на одном месте не более двух-трех поколений. Так есть ли смысл говорить о территории традиционного природопользования, если данная территория представляет собой что угодно, но только не это?