О'Санчес - Нечисти

– Да-да, бабушка, рубашки в черном пакете, я помню… Если Мурман прибежит – за мной не пускай, пусть у тебя поживет. Ну что ты в самом деле… Ну люди же смотрят… Максимум через неделю я вернусь, совсем, до осени, или хотя бы дух перевести в родных пенатах… да нет, пенаты – это такое выражение, типа поговорки. Ну если уж совсем непредвиденное случится, то мамин ключ у тебя, адрес ты знаешь, должна помнить как добраться, на столе записка будет… Да… да это я так, просто чтобы предусмотреть все возможное… Давай вот я тоже расплачусь за компанию, чтобы все видели… Ну все, бабушка, не в армию же иду… Сейчас вернешься – и сразу спать, как обещала, а то кожа да кости…

Леха с трудом расцепил бабкины объятия, поднялся было в автобус, но вдруг вернулся, чмокнул в обе мокрые старушечьи щеки и скоренько полез вглубь, сквозь стены из пассажирских сумок и коробок, не оглядываясь.

Денис дрожал, но он сумел встать на ноги, он стоит и он – живой. Морка у него на руках, Ленька за спиной, какая-то темная груда поодаль – воздушный шар. Тучи, дождя нет. Как он здесь оказался? Денис совершенно не помнил, зачем он прошел эти десять или сколько там, в темноте не определиться, метров от корзины, где он пробыл без сознания сутки, а может, и двое… Что это? Денис чуть было не споткнулся о странный светящийся цветок под ногами… И не цветок вовсе, а скорее – пламя невидимой свечи, голубое и нетрепетное. Это пламя приближается к его глазам, оно все ближе… Нет, оно неподвижно. Это Денис опустился на колени перед ним, растущим из выпуклого, темного, голого, словно бы выжженного пятна на земле. Черная радость из самых потаенных глубин подсознания трепыхнулась и потекла навстречу призрачному сиянию, Денис осторожно вытянул губы трубочкой и вдохнул его. Даже там, в стратосфере, разреженный морозный воздух не был столь обжигающ. Денис почувствовал, что легкие его – лишь стоит шевельнуться – лопнут, как стекло в термосе, и заскрипят ледяной пылью… Однако прошла секунда, вторая, холод перевернулся теплом, уютным, согревающим, бодрящим. Денис попытался вдохнуть еще, но странное голубое сияние иссякло.

И мгла вокруг прояснилась, стала похожей на простую предрассветную тьму при пасмурной погоде. Точно, рассвет скоро. Денис оперся правой рукой на ствол засохшего деревца и встал. А мог бы и не опираться, сил хватило бы. Батюшки, это не ствол… то-то ровный слишком… это могильный крест. Он сидел, лежал на чьей-то могиле. Какая странная могила – вдали от кладбища, и этот огонек…

– Морка, ты где? Морик…

Верный ворон сидел тут же, на земле – взлететь на ветку он уже не мог. Денис только что обретенным чувством осознал, что Мору очень плохо и дело не только в перебитом крыле – ребра сломаны, связочки порваны. Он присел перед вороном, осторожно поднял птицу к себе на колени, зажмурился. Да-а… А отец говорил ему, что легче в блин расплющить гантели, чем поранить Морку… Денис вспомнил и тут же постарался отогнать из памяти предсмертный крик того, кого он привык считать своим отцом. С кем же они связались, елы-палы? Мама… Об этом после, никто не уйдет, и ничто не забыто.

Неспроста это пламечко, ну и попробуем тады.

– Морка, потерпи, мой дорогой… – Денис бережно приподнял на руках ворона и вдруг понял, что он должен искать: то ощущение, с которым он гонял им же сотворенных мух, читал заклинание забвения для Ники, и извергал из груди своей молнию, убившую врага… Ладони и подушечки пальцев зазудели, ч-чок – словно бы искра сквозь них…

Ворон вскрикнул от неведомого удара, выворачиваясь из рук, подпрыгнул и захлопал крыльями. И тут же опустился к Денису на плечо и попытался клюнуть Леньку, который по-прежнему, поджав под себя длинные паучьи лапы, тише мыши сидел у Дениса за спиной.

– Эт-то что такое! Морка, я тебя! Ферботен, кому сказано! Еще раз при мне задерешься к Леньке – налысо отмодерирую, как гуся на Новый год. Он-то, между прочим, тебя не трогал, в инвалидности твоей. Ну, как себя чувствуешь, птичка?

Птичка Мор явно чувствовал себя очень хорошо, потускневшие было глаза его вновь налились багровым светом, клюв распахнулся и оттуда вылетел торжествующий скрежещущий крик.

– Будет и «кр-рови», но попозже. Тебе-то хорошо, а меня опять ноги не держат… – Денис плюхнулся рядом с могилой на траву. – Еще бы синенького на заглоточку… Видишь, Морка, на тебя собственное здоровье извел, не пожалел, а ты мне тут коммуналку устраиваешь.

Кое-кто из одноклассников Дениса все еще жил в коммунальных квартирах, и он слышал их рассказы… Не верить им не было причины, но и представить реально все это было выше его сил.