О'Санчес - Нечисти

Ленка видела, как заторопилась в словах старуха, завспоминала Дуську, чтобы изгнать из разговора заминку, когда она Шишу чуть было не вспомнила при Ленке, ни в чем не повинной, да все равно виноватой…

– …Пойдем-ка в дом, Лен, нехорошо, когда гость пришел, ан его звали, да не ждали. Он с похмелья или как?

– Говорит – не спал, перегара не чувствовала.

– Не спал? А-а-а! Верно, ведь с сегодня на завтра… Это уже удачно, Лена, у Петра мощи много будет.

– …Милости прошу, Петр Силыч, уж побеспокоили тебя не от хорошей жизни… – Ирина Федоровна рассказывала долго, с непонятными Ленке колдовскими подробностями. Дядя Петя сосредоточенно пил чай, кружку за кружкой, слушал очень внимательно, без обычных своих плоских шуточек.

– Так, говоришь, выявила «агентов»?

– Выявила. За наличником нашла свежее осиное гнездо, с мой кулак. Глянула внутренним – батюшки мои! оттуда это их адское волхование-магия клубами так и прет!

– Спалила?

– А куда ж еще. Сосновую дощечку, на нею комиссарскую пентаграмму, сверху гнездо, да и на березовый жар. Не в доме, в банную печку я их…

– Ну, это понятно… А купидона что – жадничаешь трогать?

– Так ведь это глина с водой, что на нее серчать, а вещь вроде бы и жалко, антиквариат по теперешним временам.

– Таким антиквариатом еще сто лет сортиры подпирать. Не знаю, я бы разбил. Дуську-то как жалко! Вот я только что Ленке говорил: еще плюшевая, а уже кусаться лезет, рычит… Как теперь будешь? Опять щенка возьмешь? А то моей породы подожди, осенью опять Турмана вязать будем…

– Спасибо, Петр Силыч, я к своей породе привычная. А твои уж больно лютые. А говорят, у тебя только Мурман в дому? А где остальные?

– Гурман, Турман да Дурман – они в Конотопе, сезон охотничий, на зомбарей да на чокнутых ведьмачек ходят, друг выпросил. А Мурман – никудышный, глаза синие, вот и взял в дом. Ни злобы в нем нет, ни ума. Сбежал давеча, задрал хряка у Филатовых. Зачем? Поди спроси. Платить пришлось. Дармоеды они – что твой Васька, что мой Мурман. Одно слово – домашние. Вот Дуська – не зря жила и геройски погибла. Возьми хоть коня, быка – уважаю, у них достоинство есть. Козел – то же самое – самостоятельное животное, а эти – так, теребень холопская, захребетники.

Ленка, несогласная с этими речами, ухватила под мышки кота и пересадила к себе на колени. Васька равнодушно отнесся к моральному осуждению и приговору дяди Пети, он только что от пуза натрескался чуть подкисшей сметаны и хотел просто подремать под уютную щекотку и почесывание на руках у новой хозяйки.

– Ну, ладно, Федоровна, я в общем и целом все понял, ближе к полночи, без нескольких минут, я нагряну. – Подмигнул Ленке: – Не робей, красавица, мы такие резюме зеленкой будем мазать… Ну, еще кружечку и пойду. Ох, жарко, зря пиджак надевал…

Без четверти полночь ввалился в избу дядя Петя, вроде и не хмельной, но весь будто бы на пружинках, глазки блестят, кулаки сжимаются да разжимаются… пахнет от него лесом и тиной…

– Ленка, на-ка, подарок, дескать! Как даме от джентльмена.

– Что это? – удивилась Ленка, вертя в руках ветку полузнакомого растения, с единственной шишечкой среди узеньких, фигурной вырезки листьев…

– Папоротник. Сегодня мой счастливый день, Ивана Купала. Засекай: через десять минут цветок появится. Только пока не распустится и не отвердеет – не нюхай, откусит нос – и весь привет на сто оставшихся лет! Да и не пахнет он, а от вражеского глаза отведет, ну, как шапка-невидимка. Только шапка в сказке, а папор – здесь. Федоровна, дверь я запечатал, время есть, ставь самовар.

– Да уж только вскипел. Садись, Петр Силыч, сейчас начнется, чувствую… Лен, ты-то сама что ощущаешь?

Ленка выпрямилась на стуле, прислушалась к себе…

– Ничего не ощущаю. Сердце стучит, страшно, но не конкретно, а по памяти… Понимаете, баб Ира?…

– Ну и ладно бы. Васятка, иди-ка поближе, не ходи где попало.

– Пе… дядя Петя, а почему папоротник расцветет в полночь по местному времени, а не по поясному? Вы ведь знаете, что наше время отли…

– Ленинский декрет? Да уж знаю, помню, грамотен. Тут все дело в том, что колдовство – это только при человеке бывает, а без человека, при динозаврах, к примеру, и колдовства небось не было. А где человек, там и обычай. Сказано – в полночь папору цвесть, он и декретного времени послушается вместе с людьми. Вот как. А без человека папор так и вообще не расцветет. А будет цвет, так вглядись как следует: цветок этот – нежить. Потому и опасен: где прибыток, там и капкан. Во, во, во! Смотри как пошел… Не нюхай только…