Евгений Свинаренко: Учитель-психопат

Сафронова нахмурилась:

— Это Вы не по адресу. У нас дети хорошие. Есть медалисты и победители олимпиад. Очень хорошая спортивная подготовка. Не так давно Леночка Зайцева заняла девятое место на областном чемпионате по легкой атлетике.

Готов лег на парту и задрал ноги вверх, вызвав у завуча удивление, поболтал ими, зевнул и потянулся.

— Хорошо у вас здесь. Тихо, спокойно. Лес опять же. В большом городе тяжело жить… Но не обольщайтесь. Работая здесь, я делаю вам одолжение, не забывайте об этом. Уволься я посередь года: учителя истории вам не найти.

— Вы очень странный человек, — серьезным тоном сказала Сафронова. — Необычный. А у нас не привыкли к необычному.

— Придется привыкать, — Готов спрыгнул с парты и вплотную приблизился к Сафроновой. — Когда начнем работать по-настоящему?

— Первого сентября, после линейки Вы принимаете классное руководство. Ваш класс пятый «Д».

Веселье спало с лица Готова, превратилось в кислую мину:

— Классное руководство?! Я не хочу быть классным руководителем! Не хочу и не буду! Вести классные часы, водить этих малолетних преступников в походы, на экскурсии. Проводить собрания тупых родителей. Или еще не лучше: волочиться с ними со всеми по путевкам в Великий Устюг, к Деду Морозу. Мне, Надежда Ивановна, этот геморрой вовсе ни к чему.

— В нашей школе классное руководство у всех преподавателей. Это Ваша обязанность. У иных вообще по два класса и ничего, никто не плачет. Все, что вам необходимо, в учительской… журналы… короче, все там.

Благодаря злому умыслу архитектора учительская расположилась по соседству с кабинетом директора.

Хоть директор и имел покладистый характер, педагогический коллектив, с присущим ему совковым менталитетом, все равно неуютно чувствовал себя вблизи начальства.

Ни шкафов, ни часов, ни календаря, ни каких-либо плакатов в учительской не было. Ничего, кроме столов и стульев. Да еще электрический чайник и кружки.

В учительской сидели две женщины и пили чай. Постучавшись, Готов вошел.

— Здравствуйте. Меня зовут Рудольф Вениаминович Готов.

Женщины поздоровались, но не представились. Учителю это не понравилось, он повторил:

— Меня зовут Рудольф Вениаминович Готов.

Женщины второй раз сказали «здрасьте» и переглянулись. Готов стал жестикулировать, причудливо изгибаясь, и говорить с сильным английским акцентом:

— Я есть Готов… май нейм из Готов. Я есть учитель… Го-то-в. Я есть быть преподавать в этот школа. Меня зовут Готов. Предмет хистори, как это по-вашему?.. э-э-э… ноу, ноу, ноу… А! История! Андестенд?

Они захихикали, отпили из кружек чай, посмотрели друг на друга и в удивлении высоко подняли брови.

Готов всплеснул руками:

— У вас тут что, все такие? О, майн гот! Куда я попал?! Вы по-русски разговариваете? Можете сказать, как вас зовут? Я Готов, не Котов, а Готов. Ударение на первый слог. А вы кто?

— Донец Людмила Николаевна, русский язык и литература.

— Мышкина Анна Валерьевна, музыка.

— Наконец-то, разобрались, — радостно вздохнул Готов. — Я уж думал, вы дауны. Чайком угостите?

Мышкина налила из электрического чайника кипяток в кружку с пакетиком и протянула новому сослуживцу.

— А сахар где? А печеньки? — спросил он.

— Мы так, без всего, — сказала Мышкина.

Готов подул на чай и попытался вытащить пальцами пакетик из кружки:

— Ай, с-с-су-у-у… горячо! Ложек даже нету! Пакетики надо с веревочкой покупать! Где вы только такие дореволюционные берете?! Не-е-е, не возродится Россия провинцией.

Мышкина и Донец внимательно рассматривали нагловатого коллегу. В их взглядах присутствовали как интерес, так и опасения.

Готов словно почувствовал эмоции женщин:

— Не бойтесь. Сработаемся. Еще не с такими приходилось срабатываться. Нервишки у меня ни к черту. Что есть, то есть. Это после того, как меня с прежнего места ушли. Я тогда директору в рожу харкнул и пнул ногой в голову.

— За что? — удивилась Донец.

— За справедливость. Терпеть не могу несправедливость. Они там со своей шайкой такие махинации проворачивали. У-у-ух! Я директора на ковер… я ведь не учителем каким-нибудь работал, а зам. начальника ОблОНО. Вызвал, значит, на ковер, требую объяснений. А он смеется. Ничего, говорит, ты мне не сделаешь, у меня, говорит, связи ого-го, вплоть до губернатора. Я, конечно, не стерпел: врезал ему как следует, а меня на следующий день с должности снимают… и практически выживают из города. На работу никто не берет, мафии их боятся. А ведь я кандидат педагогических наук. Да, не удивляйтесь. Был бы я Сталиным, я бы, знаете, под какой формулировкой их наказал? «Дело учителей». Эх, спасибо вашему директору, Владимиру Константиновичу, не бросил в беде старого друга. Мне сейчас школа квартиру снимает. Хорошую, однокомнатную, с телефоном. Участь борца за правду. А теперь, милые мои, расскажите-ка мне, что да как. Я в школах практически не преподавал, только в университетах да на начальственных должностях просиживал.