Евгений Свинаренко - Учитель-психопат

Готов наливал себе коньяк, забывая о собеседнице. Открыл вторую бутылку шампанского и отпил из горлышка:

— Я человек прямой, без компромиссов, и считаю, что в этом есть рацзерно. Вы, я так понимаю, желаете со мной сожительствовать?

Зелянская повеселела и смущенно опустила глаза:

— Думаю, нам стоит поближе познакомиться.

— Думать здесь буду я! — Готов ударил по журнальному столику кулаком. Зелянская вздрогнула. — И перестаньте кривляться, Вам не двадцать лет. Не надо мне глазки строить. Меня это ничуть не возбуждает. Вы были замужем?

— Д-да, три раза…

— Почему они от Вас сбежали?

— Кто?

— Мужья, кто же еще.

— Н-н-не знаю…

Готов налил себе коньяку:

— Почему Вы выбрали именно меня? Вы следили за мной? Вы же знали, что я бизнесмен? Знали, не отпирайтесь. Так мы будем сожительствовать или нет?

Зелянская растерянно вертела головой:

— Д-д-давайте попробуем…

Готов поднялся с места и склонился над Зелянской:

— С чего же мы начнем?

— Я не знаю. Может, для начала выпьем?

— Пить будем потом. И в постели будем курить после. Раздевайся.

— Что?!!

Сосредоточенно глядя на нее, Готов повторил приказ:

— Что слышала. Раздевайтесь догола.

Зелянская отвесила Готову троекратную пощечину. Готов из бутылки плеснул ей в лицо шампанское и схватил за руки:

— Не строй из себя недотрогу, сидорова коза.

Вырываясь, Зелянская ударила Готова коленом в живот, затем наотмашь огрела стулом. Готов прыгнул на женщину, повалил на пол и положил на лопатки. Зелянская дергалась и кричала:

— Гад! Насиловать вздумал?! Я тебя сейчас сама изнасилую.

Учитель сидел на мечущейся Зелянской и тоненькими струйками лил ей на лицо из двух бутылок коньяк и шампанское:

— Попробуйте наш фирменный коктейль.

Когда содержимое бутылок кончилось, он затолкал ей в рот несколько кружочков лимона, конфету и слез с «побежденной» Зелянской.

— Пошел вон!!! — заорала Зелянская, выплевывая изо рта съедобный кляп.

— Ухожу, ухожу, истеричка, — одевался Готов. — Трех мужей сменила. Шампанское она любит, эмансипе, мать твою. Не за мой счет.

Готов вышел в коридор и услышал жалобный голос Зелянской:

— Рудольф Вениаминович, останьтесь, пожалуйста.

Готов повернулся и хотел сказать…

Последнее, что он увидел — это как струя из газового баллончика бьет в глаза и, уже нечетко, как захлопывается дверь.

Дикий вопль в клочья разорвал тишину подъезда. Выбежав на улицу, Готов сел на корточки и на ощупь попытался отыскать лужу. Из глаз потекли слезы, из носа сопли, изо рта слюни. Он нащупал лужу: теперь было все равно, грязная в ней вода или чистая.

Стояла ужасная осенняя погода. Сильные порывы ветра сбивали Готова с ног, дождь хлестал по лицу. Желтый лист прилип к левой линзе очков, вызвав у Рудольфа Вениаминовича приступ ярости. Готов остановился, убрал с очков лист и разорвал на мелкие кусочки. Тем временем шляпа слетела с головы и спланировала в самый центр огромной лужи. Ничего не оставалось делать, единственное, повиновавшись судьбе, на цыпочках идти по луже спасать головной убор.

Готов надел мокрую шляпу и быстрыми шагами направился домой.

Собираясь после третьего урока сходить домой, Готов услышал, как на втором этаже кричат школьники. Он бросил дипломат и шляпу и помчался вверх по лестнице.

На втором этаже немногим более десяти ребятишек окружили дерущихся семиклассников. Красные, вспотевшие подростки боролись на полу, стараясь уцепиться друг другу в волосы.

— Отдай, сука, сотню.

— Хрен тебе, урод. Я не брал, это моя.

— Че ты трешь, мне Зуб сказал, что ты взял.

— Я не брал, мне мать дала, на обед.

Окружившие гладиаторов ребята по сути дела не болели ни за того, ни за другого. Стадный инстинкт заставлял зевак истошно кричать, давая советы относительно техники ведения спарринга.

Готов гаркнул:

— А ну, всем стоять! В чем дело? Никому не расходиться. Вы, двое! Как фамилии?

— Дюпин, — ответил один.

— Галиев, — сказал второй.

У Дюпина на левой скуле проступил синяк, а у Галиева кровоточила губа. Они пыхтели, как два маленьких паровоза, и косились.

— В чем дело? — повторил вопрос Готов, — я по девяносто шесть раз повторять не буду.

— Он сотню у меня из рюкзака стырил, — промямлил Дюпин.

— Пошел ты! Это моя, — крикнул Галиев.

— Заткнись! А где моя тогда!

— Откуда я знаю, мне мать дала.

Учитель с укоризной посмотрел на обоих и задумчиво сказал: