Евгений Свинаренко - Учитель-психопат

— Да!

— Я слышал обратное. А у нас?

— Да, очень красивые.

— Ты не испытываешь неловкость, глядя на них?

— Какая неловкость? — удивился Отто.

— Как какая? Генетическая память о насилии над русскими людьми, о терроре, зверствах. А отголоском этого является беспричинный, казалось бы, стыд у последующих поколений.

Готов проводил Отто до гостиницы. По дороге купили еще пива. Прощаясь, в знак дружбы и солидарности двух стран, они обменялись адресами.

— Рудольф Вениаминович, — завуч остановила Готова в дверях, — завтра вы должны пройти медосмотр.

— Кому должен? — удивился Готов.

— Должны — и все!

— Почему?

— Потому. Таковы правила… перестаньте кривляться, сделайте нормальное лицо… Завтра с утра в поликлинику. В регистратуре все скажут…

— Откуда я знаю, где поликлиника, — зевнул Готов, — я не так давно в вашем городе.

Сафронова тяжело вздохнула: вот тупой, даже не знает, где поликлиника находится.

— Пройдете через центр, там свернете к 3-му магазину… от него через 5-й микрорайон выйдете к парку, пройдете еще немного… там поликлиника.

— Адрес, — надменно улыбнулся Готов. — Какой адрес?

— На Партизанской улице…

— Конкретнее, пожалуйста.

Сафронова остановила проходящую мимо географичку:

— Вероника, не знаешь, поликлиника по какому адресу? Да-да взрослая, не детская же.

— Партизанская улица, тридцать два, дробь один, кажется…

Ермакова пошла дальше, а Сафронова ядовито спросила Готова:

— Понятно теперь? Партизанская, тридцать два, дробь один.

— Теперь понятно. Найду с божьей помощью.

Следующее утро. Поликлиника. Регистратура.

— Девушка, мне медосмотр надо пройти, — просунув полтуловища в окошко регистратуры, сказал Готов.

Девушка равнодушно приняла из рук учителя полис и медицинскую книжку, выписала бланк и объяснила:

— Сначала пройдете флюорографию…

— А я проходил… — запротестовал Готов.

— Не перебивайте, мужчина. Пройдете флюорографию и дальше по врачам, номера кабинетов и время указаны на бланке. В последнюю очередь терапевт… Вот еще направление на флюорографию.

— Но я недавно проходил!

— Недавно, давно, какая разница, Вы в нашей поликлинике в первый раз, мужчина.

— Ну и что?

— А то! Проходите, не задерживайте очередь.

Готов постучался и зашел в кабинет флюорографии. Там одевались несколько женщин. Они хором завизжали, прикрывая руками грудь:

— Ой, мужчина!

— Подождать не может?!

— Надо было закрыться!

— Вот дуры, — с отвращением сказал Готов. — Ну, увидал я ваши сиськи, и что случилось? Это я, по идее, должен бежать в ужасе от одного вида свисающих до пола, морщинистых доек и жировых прослоек по бокам. Тьфу! Ухожу, не орите.

Готов отдал женщине-врачу направление.

— Раздевайтесь, — сказала врач.

— Совсем? — вкрадчиво спросил Готов.

— По пояс.

— По пояс сверху или по пояс снизу?

— Сверху. Вы что, флюорографию никогда не проходили?

— Проходил, — сказал Готов. — Но раньше мне легкие просвечивали, а сейчас сказали предстательную железу.

— Кто вам такое сказал? — удивленно спросила женщина в белом халате.

— В регистратуре…

— Вставайте вот сюда, грудью вот сюда, подбородок вот сюда.

Готов залез в кабинку флюорографического аппарата и выполнил инструкции.

— Не дышите, — врач включила аппарат и через несколько секунд сказала. — Все, можете одеваться.

Одевшись, Готов тяжело опустился на колени и знаками показал врачу, что не может дышать.

— Что случилось? — мгновенно среагировала она.

Лицо Готова покраснело, он ничком упал на пол и через силу прохрипел:

— Разрешите дышать.

Врач поняла и скомандовала:

— Дышите!

— Спасибо, — держась за стол, поднимался учитель.

Врач с опаской протянула Готову проштампованные бумаги: вдруг бросится, ненормальный.

Учитель, шатаясь и держась за горло, вышел из кабинета.

— Садитесь, — показал на стул высокого роста невропатолог.

Он обстукал Готова по всевозможным рефлекторным точкам, поводил «молоточком» и сел заполнять бланк, параллельно задавая вопросы:

— Жалобы есть?

— Есть, — ответил Готов.

— На что?

— На внешне и внутриполитическую обстановку в нашей стране.

— Этим и я недоволен, — хохотнул невропатолог, — но помочь ничем не могу.

Готов опустил глаза в пол и уныло произнес:

— Я писаюсь по ночам.