Эдуард Лимонов - По тюрьмам

О том, что он уехал, сообщил мне заключенный Алиев, прибывший из Москвы, куда ездил на заседание Верховного суда. На одну ночь Алиева кинули в нашу хату 125. Алиев встретил Цыганка в «транзитке». Ближе к зиме по тюрьме пронесся слух, что Цыганок вернулся и приговор ему отменили. Тюрьма всегда полна слухов и измышлений. Зэковские надежды на лучшее рождают слухи. Я сам раза два слышал, что меня «нагнали», то есть освободили из зала суда, задолго до того, как суд начался. В течение месяца я слышал, что «нагнали» мою подельницу, товарища Силину… В конце концов, выяснилось, что Цыганок приехал, но Верховный суд не отменил ему пыжа. По-видимому, для того чтобы он никогда не поднялся, его стали судить по еще одному уголовному делу, сути которого я не знаю, там тоже ему вменяют 105-ю статью. По этому делу проходит также маленький Анисимов и еще один пацан, известный мне по сборке, но они держат язык за зубами, потому я почти ничего о сути дела не знаю. Кроме Анисимова и Цыганка, проходят по этому делу еще трое. Цыганок — сын очень богатого саратовского олигарха, сам предприниматель. Пыжа он получил по уголовному делу, в котором фигурируют, если не ошибаюсь, шесть трупов. То есть даже больше, чем у энгельсовских ребят. У Цыганка слава толкового, умного и образованного человека. Именно так он и звучал в наших беседах в автозэке.

Вторая беседа состоялась, когда Цыганок уже вернулся из Москвы и началось судебное разбирательство по их новому делу в облсуде. Действие происходило все в том же синем тюремном автобусе. Цыганка привели последним. Таков порядок. Вначале сажают основной контингент. А последними приводят пыжей и полосатиков. Им не снимают наручников.

— Бен Ладен здесь? — спросил Цыганок, устроившись невидимый в своем стакане.

— Да. Здесь я, — ответил я из своего железного ящика. К тому времени кликуха Бен Ладен уже прилипла ко мне. Правда, Хитрый дал мне другую: Жиган-Лимон. Они некоторое время сосуществовали. Затем Бен Ладен вытеснил Лимона.

— Как движется? — спросил Цыганок, — говорят, ты речь на восемь часов закатил.

— Ага. Допрашивали подсудимых. Всего на мой допрос ушли четыре рабочих дня.

— Слышал, что мне оставили без изменения? Ты извини, говорят, Алексей, пыжа в третий раз не отменяют… Ну, чего-нибудь придумаем.

И вот попытка побега. Понятно, что он не готовился. В большом коридоре он бросился бежать, выскочил в наручниках на улицу, пересек ее и скрылся в лабиринтах строящегося напротив здания суда дома. Возможно, он и убежал бы, рослый и сильный отпрыск здорового рода энергичных людей, но поскользнулся, и тут его настигли. Существует две версии относительно того, как он избавился от наручников. По одной версии, он был пристегнут к менту и открыл свой наручник и убежал. По другой версии, он бежал с наручниками за спиной, но, когда его настигли, оказалось, что один наручник он успел отстегнуть. Последнюю версию поведал один конвойный мент другому в караулке в день побега. А я ее слышал из четвертого бокса своими ушами. Мент еще говорил, что Цыганок поскользнулся и остановился, когда услышал хруст затвора.

После его побега нас подымают в зал суда группами по три подсудимых. Режим стал намного строже, и когда нас привозят, то встречают нас шпалеры ментов и собак во главе с большими чинами. Даже по тому, как жестко затягивают наручники и как вцепляются менты в мои руки, когда я спрыгиваю из тюремного автобуса, можно понять, как они дергаются. 9 января мент, сопровождавший меня из автобуса в караульную, с криком «А, политический!» ударил меня головой о раму двери. Голова у меня — самое уязвимое место. Правда, меня тотчас отобрал у него начальник конвоя. И больше я того поганого конвоира возле себя не видел. В зале суда в присутствии адвокатов они — конвойная сторона, начальник конвоя — извинились передо мной за своего товарища. Я сказал, что жалобы писать не буду, но чтоб подобные вещи не повторялись. Дело в том, что если бы я написал жалобу, то в ответ они бы написали на меня в тюрьму, что я у них там что-то нарушил. И меня загнали бы в карцер. Возможно, и не загнали бы, но я решил не ввязываться в эту еще одну борьбу, ведь шел судебный процесс.

На следующий день, 26 декабря, у нас не было заседания суда, был назначен перерыв до 30 декабря. Утром, после завтрака, на поверке мне объявили: «Савенко, готовьтесь с вещами после поверки!» Мы с Пашей Рыбкиным тотчас собрали мои вещи. Уже несколько дней на двойке ходили слухи, что тюрьму расформировывают, потому вопросов у нас не возникло. Их «после поверки» на практике растянулось до темноты, а затем и до ночи. Мы с Пашей Рыбкиным успели поговорить на все возможные темы и даже потом заглохли. Подумав, Паша съехал на свою любимую тему: