Пьер Пазолини - Шпана

— Нашли себе забаву! — презрительно сплюнул Армандино. — Чихали они на вас! — И вызывающе затянул песню.

Но все продолжали играть в индейцев и цепляться к девочкам. Огрызок, не найдя другого способа обратить на себя внимание, взял и заехал одной кулаком по голове та аж присела. Девчонки надулись и отошли стайкой на другой конец площадки, откуда открывался вид на Пьетралату; ребята, конечно, потянулись за ними; чем сдержанней вели себя девочки, тем больше расходились мальчишки. У подножия Монте-Пекораро, среди старых домов, выстроенных из туфа, примостилась фабрика Фьорентини; от ее станков вибрировал воздух; из огромных щелястых окон вырывались искры автогенной сварки. Пьетралата была подальше: сперва ряды пропыленных розовых домиков, где ютились выселенные, за ними шеренга огромных желтых домов на выжженном пустыре.

Девочки, не отвечая больше на заигрывания сорванцов, удалились в глубь рощицы, угнездившейся меж двух больших оврагов, и лишь изредка перебрасывались словцом друг с дружкой. Но ребята не желали сдаваться: сгрудились кучкой чуть выше по склону и горячо обсуждали, чем бы еще уязвить девчонок, чье поведение их бесило, хоть они и старались не подавать виду. Шум нарастал с каждой минутой. Раз уж в острословии им девчонок не перещеголять, так они хотя бы вдосталь подергают этих задавак за платьица — и без того ветхие, штопаные, — или за волосы, все сальные и в перхоти, но причесанные, как у взрослых.

Девчонкам ничего не оставалось, как переместиться еще дальше по склону, хотя прежде они высказали мальчишкам все, чего те заслуживали.

— К сестрам своим цепляйтесь, а нас не трогайте, дураки! — кричали они.

От раздражения голоса их звучали визгливо и протяжно. Мальчишки тут же уловили это и принялись передразнивать их, подражая старшим братьям, которые любили поизмываться над голубыми на виа Венето.

— Педрилы! — голосил обычно самый дерзкий, и все, как по команде, начинали вихлять задом и приглаживать волосы на затылке.

Армандино продолжал драть глотку под кустом, Сопляк и Огрызок все кидали на пальцах — никак не могли договориться, кому водить.

— Чтоб вы сдохли! — кричали им остальные.

— Будем мы наконец играть или нет?

Двое стали бороться под фонарем, упали и покатились по траве, зверски рыча. Кто-то достал бычок и закурил; брошенная на землю спичка запалила траву, та сморщилась, зашипела под капризным ветерком, обдувавшим склоны.

Тучи сгущались, их все чаще прорезали молнии, подсвечивая красным; от молний да белых искр сварки в наступившей темноте было хоть что-то видно. Моторы фабрики заглушали гомон бедняцкой жизни в Пьетралате и Тибуртино.

Таракан сидел на земле, скрестив ноги, и растягивал в улыбке толстые, отвислые губы: кепку он сдвинул на затылок, спрятав под ней растопыренные уши.

— Эй, Таракашка! — закричали ему ребята, валяясь в засохшей грязи. — Иди, угостим!

Но Таракан даже не шелохнулся, зная, что это подначка; он был рад, что дерущимся теперь не до него.

Сопляк растянулся на земле кверху пузом. Огрызок пригвоздил к земле его запястья — крепко, не вырвешься.

— Лежать! — кричал Огрызок, покраснев от натуги.

У Сопляка уже занемели конечности, но он все равно извивался, как уж, и голосил:

— Чтоб ты сдох!

— Не шевелись, Сопля, хуже будет! — угрожал ему Огрызок.

— Убери с меня свой хрен! — чуть надтреснутым голосом ответил Сопляк, всерьез начиная злиться.

Но опьяненный победой Огрызок бешено прыгал на теле поверженного врага.

— Слезь, Огрызок, тут сторожа ходят! — предупредил его Сопляк.

Тогда Огрызок резко соскочил, оставив Сопляка отдуваться и пыхтеть на земле.

— Поиграем в индейцев? — предложил он.

— Да пошел ты!

— Хоть повеселимся малость, — настаивал Огрызок. — Делать-то нечего!

— Тоже мне, веселье! — усмехнулся Армандино.

— Иху-ийюху-иху! — завопил Огрызок, подражая кличу индейцев. — Подтягивай, Таракан!

Таракан поднялся и тоже начал кричать, подпрыгивая то на одной, то на другой ноге:

— Иху-ийюху-иху!

Огрызок положил ему руки на плечи, они стали кружиться и вопить хором, как бесноватые:

— Иху! Иху!

Девочки вернулись поглядеть, нет ли тут чего новенького, но, увидев все ту же шайку, фыркнули:

— Ну и психи!

А мальчишки еще пуще раззадорились.

— Пляска смерти! — надрывался Огрызок. — Станцуем пляску смерти!

Остальные заразились его возбуждением и заголосили “иху”. В три прыжка то один, то другой подскакивал к девочкам, пытаясь дать им пинка или кулаком по макушке. Но те ожидали провокации и ловко увертывались.