Александр Шакилов - Культурный герой

— Они же его съедят! Веня, сделай что-нибудь! А я тебе дам, ты понимаешь что. А может, и всю ночь давать буду.

Толстяк Вениамин смерил подругу презрительным взглядом. Мол, на фиг эти прелюдии, и так прогнешься, аж трясет тебя — так трахаться хочешь.

— Я! Я сделаю! — крикнул Старлей и побежал к воде. Распухшее достоинство его болталось из стороны в сторону.

Старлей, кстати, отлично плавал. С географией у него не заладилось, на трудах табуреты получались колченогими, но в плане брасса и баттерфляя все было лучше, чем зашибись.

Игнорируя боль от укусов, Старлей заплыл в самый эпицентр трагедии. На поверхности серфера обнаружить не удалось. Пришлось нырнуть, продуться, разыскать полумертвое тело на дне, отогнать в край обнаглевших быыычкооов, схватить утопленника за патлы (Старлея в аналогичной ситуации схватить было бы не за что) и вытолкнуть туда, где солнышко и много воздуха. В общем, не суть. Главное, Старлей доставил молодого человека к берегу, уронил на песочек и…

С огорчением заметил, что прекрасная незнакомка Ирочка исчезла. Была да сплыла. Ушла, не дождавшись развязки. И спутник ее утопал в том же направлении. Сейчас они небось занимаются развратом в номере отеля, гудит кондиционер, в бокале тает кубик льда… Старлей облизнулся. На месте толстяка должен быть он!

— Вот черт! — сказал воин, отдирая от своей мужественности здоровенного быыычкааа. Рыбина оказала яростное сопротивление и сдалась лишь после того, как Старлей сунул ей в жабры кусочек пахлавы. Ничего удивительного, такой дозой токсинов можно уничтожить всю живность Черного моря.

— Спасибо вам большое, вы героически спасли мне жизнь. — Патлатый серфер, блюя соленой водой, благодарил вполне искренне, что сразу насторожило Старлея.

— Да пошел ты! — Герой обнаружил, что начатая им бутылка водки пуста, а минералка и прочая тара куда-то исчезли, пока он занимался водными процедурами. — Ну народ! Глаз да глаз!

— Меня зовут Макс, — не унимался утопленник, — я известный поэт. В узких кругах. Я — богема. Я настольно вам признателен, что готов прямо сейчас прочесть вам что-нибудь из своего, нетленного!

— Чего?! — всерьез обеспокоился Старлей.

— Хотите свеженького? Я вчера сочинил боевую мантру! Преотличнейшую! Вершина моего творчества! Правда, Министерство обороны пока что никак не отреагировало, но… Послушайте! — Спасенный из пучины поэт поправил длинные волосы и гнусаво, с надрывом, продекламировал:

Замолчал, перевел дух и улыбнулся:

— Ну как?

— Зу-у-у-урны-ы-ы-ы? — решил уточнить Старлей.

— Зу-у-у-урны-ы-ы-ы, — не моргнув, подтвердил поэт.

— Мантра?

— Боевая.

— Как зовут? — дипломатично сменил тему Старлей. — Еще раз, я не запомнил.

— М-максим-м…

— Был у меня один Максим. Знакомый. Пидор пидором. На тебя похож.

— Но я не пидор! Я — поэт!

— Да? А есть разница? Ладно, давай, да. Пока. Удачи. Гудбай. Аста ла виста. До побачэння. Слушай, сколько раз мне надо попрощаться, чтоб ты догадался отблагодарить меня за спасение? Всего лишь стаканчиком?!

— Ой. Извините. Так неудобно получилось… — смутился поэт.

— Ну?! — поставил вопрос иначе Старлей.

— Разрешите, я угощу вас стаканчиком!

— Валяй. Тока стишатами утомлять не надо. У меня, знаешь, контузия, я от рифм нервничать начинаю. На левом фланге пляжа есть чудный бар. Наверняка там самые сиськастые телки собираются. Короче, направление ты знаешь…

Спустя двенадцать часов и два литра алкоголя, выпитых за счет спасенного утопающего, Старлей вернулся на загаженный пляж. После нудистских прелестей причал казался пустыней Гоби в особо засушливую погоду: людей нет, радоваться нечему. К тому же от шаурмы пучило, от пахлавы икалось.

— Вау! Так точно! Старлей! — Дабы выразить восхищение, правильному воину иногда не хватает слов.

При всем унынии пейзажа надо отдать должное подвигу Джентльмена. Ледокол таки возвышался над водами, будто исполинский плезиозавр, разъевшийся на генетически модифицированной сое. Широкий корпус, небольшая осадка в носовой части постепенно увеличивается к середине — для создания правильных вертикальных усилий: лед надо, хорошенько надавив, ломать, а не резать. Не ледокол по сути, но ледолом.

— Круто! — добавил Старлей и присел у палеты со жратвой. Продырявив пальцем целлофан, вытащил и, страдая от изжоги, схомячил шоколадный батончик со вкусом сгущенного молока и креветок. Чавкая, Старлей размышлял над масштабами катаклизма, уничтожившего динозавров.