Александр Шакилов - Культурный герой

Встречи Старлея с Анжелой были опасны. Играл Рахмад или нет, а связи сестры с русским не простил бы. Кир старательно путал часы и прятал в кармане минуты, задерживал ход солнца в небе и рост теней высоких карагачей — только затем, чтобы эти двое успели нацеловаться и разойтись прежде, чем к яме подойдет Рахмад, удивленный долгим отсутствием сестры. А они все никак не могли нацеловаться и разойтись, и солнце упрямо продолжало ход, и минуты проваливались сквозь дырки в карманах старых камуфляжных штанов.

— Ты что, совсем спятил? — уговаривал Кир Старлея и даже поколачивал, а тот только счастливо мычал и лыбился радостно, как помойное ведро.

— Ну кто она тебе? Кто ты ей? Даже если вылезешь из ямы, жениться вам не позволят. И ее убьют, и тебя. И меня заодно, а это уже совсем ни в какие ворота.

Старлей вцеплялся в рубашку Кира, точнее, в жалкие ее, грязные остатки, и бормотал:

— Ты, Костылин, любил когда-нибудь? Она такая… такая…

— Ну какая?

Но Старлей уже снова затыкался и таял в своей дебильной улыбке.

Конечно, их застукали. Та самая вредная бабка, которой зачем-то понадобился кувшин — может, она коз подоить хотела, дура старая. Анжелу из ямы выволокли за волосы, а лейтенантика избили прямо на месте, измордовали до кровавых пузырей. Киру тоже пару раз навесили, за компанию.

Когда над ямой взошла луна, такая яркая, что лучи ее, пробивающиеся сквозь щели, были как ножи — светлые и острые, — лейтенантик зашевелился и сказал:

— Надо бежать.

— Убежал один такой.

— Они убьют ее.

— А я тебе, дураку, говорил. Говорил или нет?

— Я должен ее спасти. — Старлей приподнялся, встал на четвереньки, затем в полный рост. — Я с Анжелой убегу. И тебя здесь не оставлю. Давай руку.

На этот раз они пролезли сквозь крышку над головой легко — будто преграда была не из дерева, а из острого лунного света.

…Они неслись вниз по склону, а за спиной раздавались выстрелы. Редко рявкали винтовки и строчили автоматы, на вершине холма заливался пулемет, разбрасывали пыль колеса джипов. Кир впереди, длинными упругими скачками. Василий тяжело трюхал следом. Потерявшая сознание Анжела лежала у него на плече. На каждом шагу ее обритая голова подскакивала.

Они нашли девушку в пристройке за домом, избитую, но живую. Руки у нее были связаны, угол рта чернел ссадиной, а волосы обкорнали под корень. Девка же совсем некрасивая, подумал Кир, а Старлей уже упал перед ней на колени и, бормоча что-то ласковое, распутывал веревку. В сарае за глинобитной стеной мекали козы.

Анжела приподнялась, снова провела пальцами по лицу Старлея, как тогда, в яме. Будто слепая.

— Он сказал, что убьет тебя. Я резать вены хотела, а он бритву отобрал. И волосы обстриг. Я теперь уродка, да? — И девушка разревелась.

— Ты — лучше всех, — убежденно выпалил Старлей.

Девчонка рыдала.

— Ну тише, тише, — успокаивающе прошептал Кир, беспокойно оглядываясь. Как бы их не застукали. Ферганами палеными тогда не отделаешься. — Отобрал бритву — и хорошо. Была бы сейчас дохлая, дурочка.

Старлей вскинулся:

— Не смей ее дурой обзывать!

— Ладно. Умница. Пошли уже.

Они прошли сквозь дверь и спускались по склону холма, когда Кир сказал:

— Стой. Где Рахмад оружие держит?

— В комнате у себя. А что?

— Надо автомат взять. Мало ли кого мы встретим.

Старлей попробовал возражать, но переспорить Кира не удавалось и Демосфену.

Рахмада пришлось убить. Когда он проснулся и заорал спросонок что-то типа «мама!», Кир весьма ловко свернул ему шею — но было уже поздно. Кир выскочил в окно, Старлей мешком вывалился следом. Они промчались через крохотный палисадник, топча то ли кинзу, то ли лук, то ли помидоры — не разглядишь в темноте. Луна провалилась за тучи. Растоптанное резко пахло зеленью и землей.

— Сюда, скорее! — прокричала из-под холма Анжела, и тут же грохнул одинокий винтовочный выстрел.

И как они ухитрились попасть в такой темноте?

Старлей плакал и бормотал:

— Увидишь, все хорошо будет. До наших доберемся, они тебя вылечат.

Анжела глотала кровь и смотрела на Старлея огромными, как ночь, глазами.

— Бежим! — заорал Кир, потому что больше медлить было нельзя.

И они побежали.

Шесть часов безумной гонки по горам, шесть часов солнца, пыли и скал, шесть часов колючек, которые раздирают коленки в кровь, шесть часов. Кир стрелял, пока не кончились патроны. Ствол раскалился так, что обжигал пальцы даже сквозь накрученные на них полоски ткани. Потом автомат пришлось бросить. Счастье еще, что дорога шла вниз и что Кир ее хорошо запомнил. Через мост, построенный троллями, потом козьими горными тропками, сумасшедшими прыжками по руслу ледяного ручья.