Зое Вальдес - Кафе «Ностальгия»

– Возможно, что ничего из того, что вы тут мне наговорили, никогда не произойдет или уже давно произошло. Разве нет? – бросила я с вызовом.

– Возможно… В любом случае – приготовься. Надо быть готовой и к хорошему, и к плохому. И не убоись вещей необычных! Тебе дано видеть светящиеся ореолы, и ты не пугайся и не беги от этого, с тобой все будет хорошо, – он достал из-за двери обкусанную сигару, зажег спичку и больше не произнес ни слова, а только звучно посасывал сигару.

Мы довольно долго молчали, видимо, ему больше нечего было мне сказать, и я попрощалась с ним, поблагодарив его за пророчество. Не скажу, что меня никак не тронула встреча со стариком, мое случайное вторжение в его летаргию и тем более то, что он мне тут наговорил. Да и случайным ли было это вторжение? Но я боюсь слишком много знать. Никогда я не хотела знать больше того, что определено природой, хотя все говорит о том, что я многое могу предвидеть, что у меня дар медиума. И это он побудил меня прийти сюда, и я сама этого хотела, и я пообещала исполнить все, ни на грамм не веря своему обещанию.

Как я и предполагала, церковь оказалась закрытой, так же как и часовенка, стоящая немного в стороне, там набожные люди преклоняют колени пред алтарем Девы Реглы. Сидя на бордюре тротуара на противоположной стороне улицы, я рассеянно разглядывала то стены домов, то пустынную перспективу центральной улицы, освещенную скупым светом фонарей. Крупные капли упали на асфальт, неожиданно пошел дождь, но я не сдвинулась с места. Стремительно приближалась гроза, вдалеке сверкали молнии, доносились раскаты грома. Новый раскат, и город погрузился в кромешную темноту. Я смутно различила группу людей, появившуюся из-за дома лысого старика и направлявшуюся в мою сторону. С каждым кварталом народу прибавлялось. Когда они поравнялись со мной, это уже была толпа в несколько сот человек. Они несли на носилках труп юноши, облаченный в грязную, окровавленную, вымокшую под дождем одежду. По кровавым пятнам было понятно, что он получил несколько пулевых ранений, голова также была пробита. Навстречу толпе ехал пустой автобус. Водитель затормозил, вылез из кабины и, присоединившись к толпе, спросил, что случилось. Сеньора, которая, по всей видимости, была матерью убитого юноши, рассказала, всхлипывая, что пограничники поймали ее сына, пытавшегося бежать на плоту.

– Они застрелили его! Моего бедного сыночка!

Я поняла, что история эта не закончится ничем хорошим, ведь в двух кварталах отсюда находился полицейский участок, но тем не менее примкнула к шествию. У кого-то на руках были маленькие дети, глаза родителей светились нездоровым блеском. На подступах к полицейскому участку толпа затянула религиозную песню, обращенную к Йемайе, голоса людей становились все тверже. Немедленно из участка выбежали полицейские, чтобы разогнать то, что называлось контрреволюционным выступлением. Родственники запротестовали: им стоило многих трудов отвоевать труп у пограничников, и теперь они несли его домой, чтобы на следующий день спокойно и достойно предать земле. Полиция ответила, что у них нет никакого права ходить по городу с трупом да еще выставлять его напоказ, что вообще ни в какие ворота не лезло. Полицейские собирались конфисковать тело, временно, потом они отвезут его в похоронное бюро соответствующего квартала. Отец отказался подчиниться, сказав, что никто не коснется тела его сына и менее всего это будет позволено тем, кто убил его, и он не допустит, чтобы грязные руки еще раз запятнали мальчика. Его поддержали и другие мужчины. Мать решительно встала между импровизированным гробом и полицейскими. Те вытащили пистолеты и пальнули в воздух, что привело к сумятице, многие побежали: кто-то, чтобы укрыться в подъездах домов, кто-то, чтобы спрятаться за фонарными столбами. Но большинство ринулось в разные стороны, люди поскальзывались, падали в грязь, снова поднимались и снова бежали. Но те, кто нес труп, бесстрашно остались на месте. Я была среди них. Дождь усиливался, все уже промокли до нитки. К месту событий подъезжали полицейские машины, вызванные на помощь из других участков. Суровое лицо отца говорило о том, что он не уступит. Мать все же упросила полицейских разрешить им отнести сына домой, она поклялась, что никаких беспорядков больше не будет. Глаза отца заморгали, и по щекам, смешиваясь с каплями дождя, покатились слезы. Он вытер лицо тыльной стороной ладони и, склонив голову, презрительно повернулся спиной к полицейским, ожидая окончательного решения. Начальник спросил про водителя автобуса. Тот стоял возле меня; не произнеся ни слова, он сделал шаг вперед и поднял руку.