– Все равно я не могу поверить, не могу. Когда Мина говорила с тобой, Монги был рядом? – Самуэль подтвердил жестом. – Как он отреагировал?
– Он знал это, Map. Ему Мина не могла врать.
– У тебя есть доказательства? Она могла соврать только для того, чтобы мы сошлись, чтобы избавить меня от моего комплекса. К тому же она заделалась католичкой, а сам знаешь, что католики всегда готовы на самопожертвование…
– Я совсем недавно получил доказательство. Фото полуголой Мины, она сидит на смятой постели в гостиничном номере, на стуле одежда моего отца. Там же моя бита и бейсбольная перчатка, наручные часы на ночном столике, даже открытый бумажник, в нем две большие фотографии: моя и моей матери.
– Как же так случилось, что она не уничтожила этот снимок?
– Ей нелегко было заполучить его. Как ты правильно понимаешь, мой отец не мог сдать пленку в фотоателье. Он сказал Мине, что у него есть знакомый фотограф, который проявит пленку в подпольной лаборатории. Мина дошла с моим отцом до лаборатории этого типа, она находилась у него дома. Иногда они осмеливались выходить вместе, даже порой бывали на пляже. Когда случилось несчастье, она как безумная бросилась за пленкой. А парня того и след простыл – он уехал из страны. Ей было хуже, чем тебе и мне. Она все время жила в страхе, что отыщется этот снимок.
– И как же она тогда раздобыла его?
– «У жизни много поворотов, которых не дано предугадать», – победно промурлыкал Самуэль. – Ты разве не знаешь, что Салли побывал в Гаване?
– Не выдрючивайся, я знаю это из твоего дневника.
– Ну, когда Салли там был, он решил пробежаться по старым фотоателье; в Центральном парке познакомился с одним бродячим фотографом. Салли решил купить старые фотографии, а фотограф сказал, что не прочь заработать, ведь у него есть два-три архива его товарищей, которые уже давно уехали. Салли купил их за сотню долларов. Пока Мина плакалась мне, я только и думал об этих архивах, Салли упоминал при мне о них. Он сказал: «Есть вещи просто гениальные, но и много всякого мусора, есть даже порнографические снимки, а такие меня вовсе не интересуют». Я закончил разговор с Миной и позвонил Салли, он разрешил порыться в этих архивах. «В конце концов, они больше принадлежат тебе, чем мне, это память твоей страны, твоего народа». Эти слова Салли поразили меня. Я провел целую ночь в агентстве, копаясь в обувных коробках, всего пятнадцать штук. Салли рассказывал, что, когда он проходил таможню в аэропорту, таможенники потешались над ним из-за этой кучи хлама, этих пожелтевших бумажек, которые он вывозил из страны. Снимок находился в двенадцатом ящике, но я его сначала не заметил, наверно, потому что слишком нервничал. Черно-белое, немного потертое фото. Я дошел до конца и начал снова. На этот раз мое внимание привлекла полуголая девочка-подросток – в трусиках и лифчике, – рядом, на стуле, лежала бита, на ней – перчатка. Присмотревшись получше, я узнал Мину, она не улыбалась, на лице ее скорее застыла гримаса обиды, смешанной с ужасом. Ну и сволочь же был мой папаша! Я провел долгие часы в лаборатории, изучая фотографию, восстанавливая ту сцену в гостиничном номере, я снова и снова отпечатывал снимок, увеличивая его, и таким образом мне удалось убедиться, что на фотографиях в бумажнике – я и моя мать. Я тотчас же вернулся к себе и позвонил Мине. Объяснил, как мне в руки попало это злополучное фото. Она не поверила и далее заподозрила, что ты все это время прятала снимок, что каким-то образом ты его достала, чтобы потом поиздеваться над ней. Я отослал ей копию снимка. Она всегда сомневалась, было ли тебе что-нибудь известно или нет, так же как порой ей казалось, что мой отец обманывал ее с тобой. Уф, вот такая невероятная история!
– Фото у тебя? – спросила я, чувствуя подступающий к горлу комок.
Самуэль открыл чемодан, достал большой картонный конверт, извлек из него несколько снимков. В самом деле это была Мина; бита, перчатка, часы, одежда из голубой джинсовой ткани, безупречно белые спортивные тапочки – все предельно ясно. Я заметила и другую деталь: на Мине были гетры до колен, связанные из толстой нити, с красными широкими полосками на уровне резинок. Это были мои гетры, мне их связала тетя, они пользовались большим успехом в школе, у всех моих подружек при виде их просто слюнки текли, ведь такие гетры были модной вещичкой. Мина постоянно выпрашивала их у меня поносить.
– Это мои гетры с полосками. Минерве они сильно нравились, она говорила: ими она может прикрыть свои тощие ноги.
Читать дальше