Леонид Леонов - Пирамида. Т.1

— И я вас тоже, — охотно шла и та на мировую, чем обычно завершались их частые за последнее время стычки. — В понятии собственности содержатся импульс, гормон и движущий момент прогресса, а многим молчащим уж понятно, что если в ближайшие же десятилетья не подобрать ей взамен нечто равной силы, то вся эта суетливая и мнимая мировая гармония сгинет, как рой мошкары под зимним ветром. Пирамиды воздвигались в истории не только для сохранности трупа. А вдруг Шейлок-то не плут, паук и скряга на сундуке с сокровищами, как думают простаки, и, может быть, гора нужна ему, освободившемуся от нужд земных, презревшему прельщения, заключенные в емкостном желтом металле, чтобы испустить дух на ее вершине, не спуская глаз со звезды. Во избежание досадной ошибки с Сократом судье полезно вникнуть в истинную цель преступленья. Я взяла на себя большое задание, и надо много думать, как устроить мир на какой-то неподозреваемый образец. Теперь я охотно отвечу на предварительные вопросы...

— С вашего позволения, мне непонятна логика показа, — почтительно склонился режиссер и витиевато, для сокрытия замешательства, осведомился у достоуважаемой пани, за каким чертом ей понадобилась эта навзничь положенная световая шахта с какой-то щемящей тайной на донышке.

— Тут мой полигон желаний, точнее аппарат для обуздания их.

— Тогда как он работает?.. Если не секрет и доступно плебейскому пониманию.

— О, совсем просто. Надо лишь не оглядываясь идти прямо и вперед, насколько хватит выдержки. Показателем успехов будет пройденный путь. На колоннах слева увидите мои отметки, красный инициал в кружке. Обычно я тренируюсь наедине, вам будет легче со мною, готовой прийти на помощь. Попробуйте, если не страшно! — и, заметив его колебанье, одобрительно улыбнулась в том смысле, что здесь у нее все отменной прочности, без недоделок, ям и коварства.

Слушая монолог Юлии, режиссер не узнавал в ней давно знакомое ему властное, балованное и насмешливое существо, так изменилась она за минувшие полгода. За исключеньем нечаянной гневной вспышки, голос ее звучал негромко, но как бы с уверенностью — не посмеют не услышать. Рассеянная в машине по дороге сюда обмолвка о таинственном ангеле наводила на разные домыслы, в том числе о происхождении монументального чуда, не иначе как обручального дара, сработанного нездешними силами, причем по громадности его — мгновенно. Возможно, внучку великого Джузеппе постигло благодатное предуведомление о какой-то чрезвычайной, не экранной будущности, воспринятое ею с должным смирением и согласием на подвиг и муки материнства в обмен на подразумеваемую святость и вечное владычество в умах простонародья. Под воздействием указанных соображений никогда не покидавшее Сорокина чувство личного достоинства, временами даже надменного интеллектуального превосходства над робким собеседником, как-то слишком быстро сменялось прежним гадким тревожно-беспокойным ощущеньем рабского возвращения под чужую своенравную волю. И вот мнение этой женщины о его персоне становилось ему стократ дороже газетных статей, важнее сокровенных, в несгораемых сейфах сохраняемых анкетных характеристик, определявших житейскую карьеру граждан.

Итак, если не самая судьба признанного артиста, то по крайней мере творческое самочувствие, по счастью, тоже не навсегда, разумеется, целиком зависело от его мужества, оперативности и маскировочной находчивости на случай фиаско.

Открывшаяся впереди анфилада просторных и нарядных помещений подтвердила сорокинскую догадку. Благодаря прозрачным плафонам и обилию воздуха, порывами напоминательно холодившего лицо, совсем не ощущалась здесь ни толща земляной кровли, ни мокрая над нею таежная ночь. Все тот же, из невидимых источников, похожий на отраженье гаснущего заката от облаков, ровный свет матово, без бликов и теней сиял в бронзовых завитках всеразмерных рам, в лаке драгоценной мебели, в глянце мраморных плоскостей. Втянув голову в плечи, как бы с намерением охватить все, гость шел впереди хозяйки, пока не заболела шея — налево-направо вертеть головой от поминутного удивления. Однако почтительная растерянность постепенно уступала место чувству сарказма над очевидной беспомощностью здешних устроителей.

Как мыслитель с дальним историческим прицелом, Сорокин и сам был бы не прочь, так сказать, в предчувствии далеко не кончившихся российских передряг обзавестись заветным сундучком на черный день. Однако у Юлии Bambalsky он получился несколько громоздок для пользования, к тому же большинство вещей в нем по грандиозности размеров или по сомнительной подлинности вряд ли годилось для реализации из-под полы комиссионерствующих жучков. В ее намерения входило, по всей видимости, не просто обогащение через неведомого покровителя, хотя и потустороннего, но подлежащего несомненной расшифровке впереди, — нет, ей хотелось, чтобы все там было обставлено, как в больших домах. Правда, у владелицы хватило такта не пометить все кругом личными инициалами с баронской коронкой деда, все же лишь капризным тщеславием можно было истолковать внедрение сюда излишеств, не имеющих к замыслу прямого отношения. Так, из увенчанных раковинами ниш по верхнему ярусу величественно глядели изваяния выдающихся деятелей прогресса, в самом подборе которых Сорокину с его скептическим умом почудился довольно скользковатый аспект на всемирную историю.