Именно теперь, в тревожных гаданьях о завтрашнем дне и, возможно, чуть дальше, для Вадима стало жгучей необходимостью, пока не поздно, узнать из первоисточника о побудительных мотивах в пользу избираемой профессии. Отец лежал с закрытыми глазами, и не было уверенности, что вопрос будет услышан.
— Давно хотел спросить, но как-то случая не подвертывалось, — негромко приступил Вадим. — Что толкнуло тебя выбрать... ну, профессию твою?
— Про священство мое спрашиваешь? — не раскрывая глаз, уточнил о.Матвей.
— Мне нужна начальная твоя мысль о нем... если не секрет, разумеется!
— Какие же у меня нынче секреты от тебя, сынок!
То ли по болезненной затрудненности речи, то ли из опаски рассердить сына, только о.Матвей не сразу ответил, что ему была показана бездна. Произнесенное слово подразумевало вечное, с мистическим оттенком, вертикальное падение и как не совпадавшее с отвлеченным понятием о безграничности во времени и пространстве никогда не употреблялось в их домашних дискуссиях, но, значит, равнозначного обозначения не было в Матвеевом словаре. Показательно, что Вадим воспринял его теперь без обычного раздражения, напротив, воспользовался случаем без стыда за свою странную любознательность, и без свидетелей, учитывая обреченное состояние отца, навести справки о кое-каких отдаленностях, иносказательно выданных им вначале за Командорские острова. На повторный вопрос: что за бездна имеется в виду и что там прежде всего самое характерное бросилось в глаза отцу? — тот сказал, что ничего особого не бросилось, так как наблюдал ее лишь снаружи и без следов какой-либо внешней необычности.
Здесь Вадиму представлялся случай для научного разоблачения мнимой действительности по отсутствию каких-либо материальных признаков, доступных исследованию рукой или глазом, но вместо того с обостренным интересом осведомился у отца — как именно тот, хотя бы только умом, прикоснулся к бездне впервые?
— Нонешние детишечки, счастливые, в трубы трубят, упражнения совершают с флагами, а о нашу-то бывалошную пору русский народ рано в работу впрягался... уж верно мне едва двенадцатый пошел, когда случилося! — с одышкой на каждом знаке препинания стал вспоминать старик. — Помнится, аккурат в самый канун Петра-Павла отпросился я у хозяйки с ребятами на Дальние Поруби, по землянику. Шорник мой тогда, царство небесное, с утра в бесчувствии лежал, уж какая там работа. Он всегда за сутки до праздника заряжался, пьянчужка не хуже нашего Финогеича. Не близко туда, да уж больно ягода обильная, осыпная сплошь... с одного запаха одуреешь, опять же с полудня на грозу парить стало. Сам не знаю, как я от компании отбился, но — то ли зыбко стало, то ли ветерком меня смахнуло, но только... поднял я очи, лужок мой кончается, шажков не более пяти осталось, а дальше за краем-то, батюшки мои, нет ничего! — и незряче посмотрев на сына — тут ли, снова прикрыл глаза.
— Но позволь, как же так получается: небо-то куда же задевалось? — о чем-то догадываясь, ужасно заволновался Вадим. — Было же хоть что-нибудь по ту сторону, черный туман по крайней мере.
— Ничего не было, — еле слышно и наотрез прошелестели губы. — Только по самой кромке две три былинки, может, и весь пяток, как бы в дуновении колеблются, мне сигнал подают.
— Значит, клубилось что-то там, если движение происходило?
— Какое же в бездне клубление, Вадимушка, раз там нет ничего?
— Тогда остается предположить, что тебе приснилось все это? — упирался сын, словно понуждая идти на капитуляцию.
— Кошелку-то полную доверху я принес домой, — с несвойственной больным жесткостью усмехнулся о.Матвей, как если бы в отместку за все прежнее. — В том и диву, что наяву.
В прежнее время Вадиму не составило бы труда тотчас разоблачить с точки зрения науки происшедший с отцом оптический обман, как с успехом делал это в клубах районного значения. За поздним временем некогда было вдаваться в метеорологическую сущность описанного явления, но для заблудившегося паренька за бездну сошел бы и достаточно глубокий овраг с восходящим оттуда потоком перегретого воздуха — особенно в знойную июльскую пору, когда имеет обыкновение поспевать земляника. Если в пустынях на остекленевшей от жары атмосфере образуются миражи нередко даже с манящим пересохшего путника оазисом на горизонте, то юной впечатлительной натуре запросто могло причудиться и похлестче что-нибудь, применительно к тамошней вятской действительности, разумеется.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу