Ганс Носсак - Избранное

Нет смысла дословно пересказывать речь окончательно сбитого с толку адвоката.

Подсудимый много раз пытался прервать его, сердито махая рукой.

— Пора оставить эту тему, — сказал председатель суда. — Она ведет к недоразумениям, которые в свою очередь вызывают ненужное раздражение сторон.

Подсудимый, улыбаясь, заметил, что все началось с того, что ему задали вопрос о колебаниях.

— Ладно! Ладно! Оставим в покое колебания. Будем придерживаться того, что легко выразить словами.

Итак, подсудимый утверждает, что его жена снова спустилась вниз где-то между десятью и двенадцатью часами, вероятно, ближе к двенадцати; при этом она, видимо, так и не ложилась, поскольку на ней была та же одежда, что и раньше. Это совпадает с показаниями прислуги: после того как та пересмотрела платяной шкаф, выяснилось, что не хватает всего лишь одного платья, а именно того, в котором жена подсудимого сидела в указанный вечер.

— Это было вовсе не платье, — уточнил подсудимый, — жена была в сером костюме с двубортным жакетом. Он ей очень шел.

— Хорошо, пусть в костюме. Это не имеет значения. Предварительное следствие установило также, что на обе постели никто не ложился, они не были смяты. Правда, постели раскрыли, ночная рубашка и пижама лежали, как и всегда, по диагонали к подушкам, но по всему видно было, что никто не ложился. Удалось заметить лишь вмятину на пуховом одеяле в изножье левой кровати, иными словами, на одеяле жены. Стало быть, супруга подсудимого сидела там довольно долго. На коврике перед постелью как раз под этой вмятиной был найден скомканный дамский носовой платочек.

— Она плакала! — воскликнул подсудимый, который прислушивался к словам председателя очень внимательно.

— Да, химический анализ подтвердил это.

— Химический?

Согласно анализу, произведенному судебными экспертами-химиками, кроме следов духов, которыми жена подсудимого обычно душилась, были обнаружены также выделения слезных желез. Вероятно, когда жена встала, платок упал у нее с колен, сама она могла это даже не заметить. Суду еще следует уточнить, можно ли считать установленным, что жена подсудимого поднялась очень быстро, вскочила, испугавшись чего-то. Существенная деталь. Что касается платка, то, насколько известно, это последняя вещь, которую жена подсудимого держала в руках до своего бесследного исчезновения. По сей причине он приобщен к делу и находится в распоряжении суда.

Подсудимый спросил, можно ли взглянуть на платок.

Да, конечно.

Подсудимый подошел к столу, и ему протянули платок. Это был крохотный дамский платочек из тончайшего батиста. Подсудимый некоторое время держал платок на раскрытой ладони, словно хотел взвесить его. Публика в зале, затаив дыхание, следила за каждым его движением. Подсудимый понюхал платок.

— Запах улетучился, — сказал он вполголоса и медленно положил платок на стол. — Может, это произошло из-за химического исследования, — прошептал он, возвращаясь на свое место.

Узнает ли он этот носовой платок? — спросил председатель.

Да, он подарил своей жене три таких платка. На рождество два года назад. Они стоили довольно дорого, но продавщица заверила его, что платки очень хорошего качества.

Отлично. Прислуга также подтверждает, что платки принадлежали супруге подсудимого. Не хочет ли он что-нибудь добавить?

Нет.

Почему же он до этого воскликнул: «Она плакала!»? Знал ли он, что его жена сидела наверху на кровати и плакала?

В этом не может быть теперь никаких сомнений.

— Вы меня неправильно поняли, — сказал председатель суда. — Я спрашиваю, знали ли вы в ту ночь, стало быть, в то время, когда сидели внизу, что ваша жена плакала наверху?

Нет, этого он не знал.

— Может быть, вам теперь пришла в голову причина, по какой ваша жена плакала в ту ночь и именно в то время?

Не исключено, что никакой причины не было.

Что он хочет этим сказать?

Иногда плачут без причины. Это и есть настоящие слезы.

Часто ли плакала его жена?

Нет, наверно, не чаще, чем все другие люди.

— А как бы вы поступили, если бы узнали уже тогда, что жена плачет? спросил прокурор.

На этот вопрос ответить трудно. Возможно, он поднялся бы наверх, чтобы утешить ее. Впрочем, не обязательно. Если бы он знал конкретную причину слез, то наверняка поднялся бы, ведь любую причину можно устранить. Но если бы дело шло о подлинных слезах, правильней было бы пустить все, так сказать, на самотек, не мешать человеку.