Ирен Роздобудько - Двенадцать, или Воспитание женщины в условиях, непригодных для жизни

„Замечательная кандидатура“ оказалась неприметной и стеснительной. За столом она не знала, куда девать руки, какой вилкой есть салат, а какой — рыбу, говорить не умела, все время запиналась. Мама всячески ее нахваливала, отец даже поцеловал руку. Вообще, они вели себя так, будто нас посетила принцесса.

— Видишь, как все хорошо? — шепотом сказал мне отец. — Разве это женщина? Недоразумение какое-то…

— „Брось в нее камешек!“ — так же шепотом пошутил я, но папа меня не понял. Он хвалил кружевной воротничок „недоразумения“, который она сделала своими руками.

Короче говоря, девушка оказалась такой простой и наивной, что в тот же вечер я сделал ей предложение. Мать с отцом мастерски изобразили неподдельное изумление, дуреха расплакалась и согласилась. Дело было сделано. Отец тут же собрал родню. Это был настоящий праздник, которого они ждали много лет! Дядья похлопывали меня по плечу, подмигивали, тетки чуть не задушили в объятиях, перезревшие кузины смотрели с обожанием. Отец и мать даже благословили нас маленькой открыткой с изображением Божьей Матери. Дуреха растерянно улыбалась, не веря своему нежданному счастью, и поглядывала на меня круглыми влюбленными глазами. Она не понимала, что ей выпала редкостная возможность — присутствовать на собственных похоронах.

Я подумал об этом и расхохотался…

Дуреху звали Ася. Имя мне нравилось. Все же остальное в ней для меня было уже тленом. Имя, в конце концов, останется хотя бы на могильной плите.

Свадьба была назначена через месяц. До этого я должен был встречаться с невестой, входить в роль несчастного спасителя „заблудшей в наркотических дебрях души“. Родители, в свою очередь, энергично распускали слухи о моем неудачном выборе среди всех, кого считали нужным пригласить на торжество.

Я так же энергично взялся за дело. Прежде всего нужно было посетить дом невесты.

Он меня поразил. В доме было бедно, но чисто. Голодно, но весело. Две девочки и два мальчика-близнеца повисли на мне, как гроздья винограда. Я раздал им конфеты и игрушки. Матери подарил духи. Она разрыдалась и трижды меня поцеловала.

Лотом мы ели печеную картошку с селедкой. Это было для меня непривычно и очень вкусно!

Я водил Асю в театр, в кафе, в цирк. Ее глаза почти всегда были полны слез. Я даже не представлял себе, что такое маленькое лицо может вместить столько воды! Она вышила для меня платочек с нашими именами.

Потом повел ее в музей. Час два она неподвижно стояла перед полотном Нестерова, а потом еще столько же перед иконой Божьей Матери XII века. А потом в знак благодарности поцеловала меня в щеку. До этого мы ни разу не прикасались друг к другу. Так велел отец. Он знал толк в делах, которые могли бы помешать достижению нашей общей цели. Я ему доверял. Поэтому пытался замечать только „нужные“ детали, чтобы „не размякнуть“: как она ест (не умеет пользоваться вилкой и ножом одновременно!), как говорит (произношение простолюдинки!), как ходит (походка постоянно уставшего человека!), как смотрит (животный преданный взгляд!)…

— Правда, противно? — подмигивал мне отец.

— Конечно, папа! — соглашался я.

— Вот и молодец! — говорила мама. — Потерпи еще немножко, уже скоро…

Когда Ася бывала у нас, ее окружали заботой и любовью. Поили чаем, угощали пирогами.

— Ты такая худенькая, — вздыхала мать, — ну ничего, — вот поженитесь, поедем на море, откормим тебя…

— Да, — подхватывал отец, — и, пожалуйста, брось ты свою работу! Жена моего сына должна жить достойно!

— А осенью поживете у нас на даче! — вступал в разговор дядя Петя (хотя дачи у него пока еще не было).

— А потом к нам, на Мальдивы! — приглашали дядя Володя и тетя Света (видимо, решили эмигрировать и уже выбрали то, что хотели).

И все весело смеялись своим шуткам. Ася смеялась вместе со всеми. И ее смех звенел, как тот велосипедный звонок из моего детства…

За две недели до свадьбы я начал плохо спать…

А потом написал письмо…

…День был солнечный, весенний. Я надел новый серый костюм-тройку в тонкую белую полоску. Как сказала мама, такой на все случаи жизни! Когда я стоял у зеркала и старательно причесывал волосы, засовывал в петлицу маленькую белую розочку, мама торжественно вошла в мою комнату и плотно прикрыла за собой дверь. Вынула из кармана две коробочки — одну плоскую, другую — круглую.