Ирен Роздобудько - Двенадцать, или Воспитание женщины в условиях, непригодных для жизни

Таких случаев было много, пока я не понял то, что должен был понять, то, к чему меня готовили: женщины не для этого мира. Он создан для мужчин. Сильных и бессмертных.

В школе я всегда сидел за партой один. Меня считали „злым“. Но я не был злым. Я просто не знал, как нужно себя вести, особенно в старших классах. И поэтому всегда держал оборону. Ни друзей, ни девушки у меня не было. Что за невезение, почему?

— Почему, — спросил как-то у матери, — вы считаете, что все зло — от женщин? Ведь ты — тоже женщина. И папа тебя не презирает.

— Понимаешь, сынок… — забегали глаза у матери, — времена изменились. Сейчас порядочных женщин нет — каждая если не наркоманка, то шлюха или охотница за чужим добром. Мы просто хотим уберечь тебя. Не хотим, чтобы ты страдал, когда женишься, если вдруг…

Она замолчала и отвернулась к плите — там что-то шипело. Мама засуетилась и не закончила фразу.

Тогда я впервые задумался о серьезности этого взрослого мира. Стыдливо и тайно, будто вор или разбойник, стал перебирать в голове женские имена. Каждое было будто кусочек сахара, который таял во рту. Анна… У нее рыжий завиток на затылке и сережка-капелька поблескивает в розовом ухе. Когда она стоит у доски — вызывающе выставляет вперед ногу в ажурном чулке. Как она их надевает — через голову? Марина… Все время ест сладости, и от этого ее губы всегда блестят, как леденец. Она, наверное, глупенькая. Но как об этом узнать? Анастасия… Просит списать. За поцелуй. И смеется. Вера… Нет, хватит! Я ненавижу их всех. Но почему мне так больно?.. Не могу уснуть, включаю ночник.

Родители еще не спят, сидят на кухне, чаевничают. Им хорошо вдвоем. Я прислушиваюсь: оказывается, у нас гости — слышатся голоса дядьев, теток…

— Что будем делать? — тихо говорит папа. — Он подрастает… У него появляются вопросы…

— Да-да, сегодня он спрашивал… — подтверждает мама.

— Это вполне естественно… — басит дядя Петя.

— И что ты ответила? — перебивает его жена, тетя Люся.

— Думаю, ему пора знать правду, — говорит папа, и зависает недолгое молчание. — Он уже достаточно взрослый. Мы сделали все, что могли. Пора получить дивиденды.

— И я так думаю! — поддерживает разговор второй брат отца, дядя Володя. — Сколько нам еще тянуть кота за хвост, горбатиться с утра до ночи? Мне еще дочерей замуж выдавать! За какие шиши?

— Да, а у меня шуба давно потерлась, — капризным голоском попискивает его жена тетя Света. — И нигде я не была-а-а, ничего не видела-а-а…

— Хватит! — обрывает ее папа. — В конце концов, он — наш. А вы так — с боку припеку!

— Не ссорьтесь, — говорит мама. — Ведь все давно решено.

— А если он завтра женится? И вам не сообщит? Молодые сейчас шустрые, с родителями не очень считаются! — Это они уже хором говорят, как в театре.

— Хорошо, — подводит черту папа, — через месяц он заканчивает школу. А после поступления в институт я ему все объясню.

— А я, — с гордостью добавляет мама, — подыщу подходящую кандидатуру. Не сомневайтесь, работа ведется…

Я понимаю, что все это — обо мне. О ком же еще? Они постоянно говорили обо мне. Жак на воду дули…

А потом, примерно через полгода, состоялся тот разговор.

Мне трудно пересказать его подробно. И если уж рассказывать — то с самого начала…

С того начала, о котором я не знал. То есть — с деда.

Раньше я считал, что мой дед давно умер. О нем никогда не говорили. Сохранилась одна фотография, на которой он совсем молодой. „Ты — вылитый дед!“ — как-то сказал папа, и в его голосе не было ни грусти, ни умиления. Я не понял, хорошо это или плохо. Рассматривал себя в зеркале, приложив к его поверхности фотографию деда, переводил глаза с фотографии — на свое отражение. И мне не верилось, что я похож: на этого красивого парня в военной форме, с правильными чертами чуть продолговатого лица, с красиво очерченными губами и прямым взглядом больших, с опущенными вниз уголками, глаз. Здорово, если бы это на самом деле было так! Жаль, что я его никогда не увижу! Мне казалось, что мы поняли бы друг друга.

И вот выясняется, что этот „старикан-проходимец“ (так высказался папа) жив-здоров. И не в какой-то глухомани живет, а в замечательной стране. И не неудачник в приюте для одиноких, а миллионер!