Ирен Роздобудько - Пуговица

— …!

— Конечно, любимый! А ты думал, что я — маленькая девочка, которая не читала ничего посерьезнее сказок Шарля Перро? Ты даже не представляешь себе, какие миры вращаются в моей голове. Иногда мне даже страшно становится. Поэтому я так счастлива, что ты — со мной, что я нашла тебя и ты меня спасешь…

— …?

— От всего, от страшного… Знаешь, есть люди, над которыми — неизвестно почему и за какие заслуги — в какой-то момент открывается небо. Не понимаешь? Попробую объяснить — я об этом еще ни с кем не говорила. Тебя ждала. Так вот, однажды — тогда мне было два года — я сидела на полу в нашей маленькой комнате (мы жили в коммуналке) и пыталась что-то нарисовать. Свет падал так, что все казалось мне слишком ярким, как на картинах импрессионистов (конечно, тогда я не знала об их существовании!): красный дощатый пол (тогда он был свежевыкрашенным и блестел на солнце, как лед), оранжевые цветы на шторах, светлые стены (мама всегда любила чистые цвета). В широком прямом луче предзакатного солнца плясали золотые балерины… Я пыталась нарисовать все это, как вдруг в комнате потемнело, я оглянулась… В дверном проеме стояла мама и смотрела на меня. Я не могла как следует разглядеть ее, потому что она стояла против света — видела только серебристый контур удлиненного тела… Что с тобой, любимый? Конечно же, кури!..Так вот. Это была бытовая картинка. Но именно тогда я вдруг будто услышала музыку. Не смейся! Так бывает в детстве. Передо мной до сих пор стоит эта картина! Именно тогда я почувствовала, как на меня посыпался невидимый пух и окутал теплом… Я до сих пор удивляюсь тому, как ярко и просто может почувствовать ребенок прикосновение Бога. В ту минуту, когда мы смотрели друг на друга, во мне родилось ощущение того, что время — быстротечно. Сейчас я могу облечь это чувство в слова, а тогда мне было тепло и страшно. Я явственно почувствовала, что все вокруг и я сама с каждой минутой превращаемся в… воспоминание. Просто — чье-то воспоминание.

— …?

— Люди с самого рождения и до того момента, когда начинают осознавать неотвратимость ухода, постепенно превращаются в кокон воспоминаний для других людей. Те, у кого этот кокон большой, — счастливые люди, их не так уж много. Я смотрела на маму и физически ощущала, как она становится для меня воспоминанием, ведь минуты шли и каждая следующая была не похожа не предыдущие. С возрастом мы впитываем друг друга все отчаяннее, как жаждущие, ведь мы начинаем понимать, что ни одно мгновение не повторится. Знаешь, с таким же чувством я целовала бабушкины руки… Я всегда целовала ее — просто чмокала в щеку, а однажды взяла ее руки в свои — они были теплые, в голубых жилках, с тонкой пергаментной кожей — и целовала только потому, что вдруг поняла: скоро их не будет! Мне было так страшно. Если бы все могли понимать это — разве бы они обижали друг друга? Разве говорили бы так много, так сложно и так… ненужно? Слова подобно табачному дыму застилают воспоминания…

— Если бы люди могли видеть — как в кино! — движения души, они могли бы лучше понимать события, происходящие в их собственной жизни!

— …?

— Сейчас я расскажу тебе один из рассказов Чехова…

— …!!!

— Ну, не смейся, я не так выразилась. Я его перескажу, будто расскажу заново. Понимаешь? Он такой, как вся эта жизнь. Я читала его давно, уж не помню точно, как он назывался… В общем, так. У доктора умер маленький сын. Доктор безутешен, ему кажется, что вместе с сыном ушла и его жизнь. Вдруг — звонок в дверь. Приходит человек и умоляет доктора срочно поехать к его тяжелобольной жене, которую он безумно любит. Доктор сначала отказывается — он не в силах двинуться с места. Но в конце концов чувство долга берет верх и он едет в ночь к пациентке. Входят в квартиру. И тут выясняется, что болезнь жены — это только ее выдумка. Жене нужно было отослать из дому мужа-рогоносца, чтобы сбежать с каким-то там военным. Муж в отчаянии. Забыв о докторе, он мечется по комнатам, натыкаясь на разбросанные вещи, он не может ничего понять, он оскорблен, растоптан, угнетен. Доктор тоже ничего не может понять: у него такое горе, он все бросил, приехал бог знает куда — и вдруг перед ним мечется какой-то человек, взывая к справедливости. Вот тут-то бы им поплакать вместе, пожать друг другу руку, посочувствовать — ведь им обоим больно! Ан нет! Они затевают ссору, обвиняют в чем-то друг друга. И в каждом из них кричит собственная обида. Мне кажется, что в этом рассказе — модель всех человеческих отношений.