Наталия Розинская - В Сайгоне дождь

Ей, как никогда в жизни, хотелось домой. Было холодно и обидно. Слезы текли по щекам, но никто на свете этого не видел.

В голове была только одна мысль: у нее нет ни монеты. Хозяин снова ничего не заплатил ей. Что она скажет матери, как сможет посмотреть ей в глаза?

Она споткнулась о камень и упала в грязь. Она хотела подняться, опереться на локти и встать. Но тонкие, худые руки скользили в разбухшем дорожном месиве, и она, пытаясь встать, падала вновь и вновь, пока совсем не выбилась из сил и не затихла. Она так бы и осталась лежать в холодной, грязной луже на обочине дороги под проливным дождем, но судьба распорядилась иначе…

Как пожилой рыбак, живший неподалеку, смог разглядеть ночью в грозу лежащее в грязи на краю дороги тело, как не принял его за мертвое животное и не проехал мимо, как положил ее на скрипучую телегу и довез домой, остается загадкой. Но, видимо, умереть такой смертью было слишком жестоко, даже для нее…

Старшие братья принесли дождевой воды, мать отмыла ее от грязи, распутала мокрые волосы и положила на сухую соломенную подстилку. У нее был жар. Она хотела есть, протягивала к матери руки, молила дать ей немного риса и молока. Но в доме не было ни крошки. Она лежала, свернувшись калачиком, и тихо плакала.

Для ее матери время тянулось мучительно больно, как пытка. Минуты становились часами, и кто знает, как долго длилось это мучение. Каждая минута вбивала острый кол в ее грудь — все глубже и глубже, чтоб оставить его в самой глубине — навсегда. Время было к ней жестоко. Никто не узнает, как сильно оно наказывало эту женщину.

Мать пыталась согреть ее своим телом, прижимая ее к своей груди так крепко, как только могла. Так крепко, что девочка чувствовала, как трепещет ее бедное сердце.

Странно, но именно сейчас, в последний миг своей жизни, она была счастлива. В последний раз она чувствовала бесконечно сильную любовь своей матери. Что может быть большим счастьем для ребенка?

Она умирала. Но ей не было больно, наоборот. Ей казалось, что все прекрасно, как прежде. Она видела своего отца, он гладил ее по голове. Значит, теперь все будет хорошо. Радость и смех больше не покинут их дом. Теперь вся семья соберется за большим столом, и все будут есть сладкий рис, запивая его молоко. И так будет всегда. Но лишь для нее, в ее сладком сне.

Мать держала ее в крепких объятиях и, склонившись над ней, тихо пела ей колыбельную песню. Девочка улыбалась. Горячие слезы матери неудержимым потоком заливали ее детское лицо…

Каждый туннель рано или поздно заканчивается, каким бы длинным и серым он ни был. Ее путь мог бы быть дольше и труднее. Она смогла, хотя бы на мгновение, увидеть свет. Это удается не всем. Большинство из них так и умирает в темноте…

Вот уже много раз ему снился один и тот же сон. Жаркий день, его мучает жажда. Он стоит на берегу, и волны Сайгона манят его, обещая подарить прохладу. Он делает шаг навстречу — волны отступают. Он делает еще шаг, а волны становятся все дальше. Ему так хочется дотронуться до них, хочется их ласки. Но они ускользают от него. Будто он виноват перед ними, но они не могут сказать в чем. Будто он сделал что-то такое, за что нет прощения, и они никогда не забудут…

Ужас охватывал его, холодный пот выступал на теле. Ему казалось, что тысячи раскосых глаз смотрят на него с укором — они все знают…

Его не было в Сайгоне всего несколько дней, но ему казалось — вечность. Он скучал по ее глазам. Что бы он ни делал, везде — на деловых переговорах, играя в покер, расслабляясь в объятиях женщин и даже ночью, во сне — он видел ее глаза. Почему она так глубоко вонзилась в его сердце? Почему именно она, и что это за бред творится с ним? Конечно, среди его друзей были любители насладиться нежностью детских рук, но он был не из их числа. У него никогда не было детей, и он никогда их не хотел. Так что же влекло его к ней? Что-то другое, необъяснимое. Все вопросы бесполезны. Ответа на них нет. Только одно он знал точно: ему нужно видеть ее — и точка. Только глядя на нее, он счастлив.