Наталия Розинская - В Сайгоне дождь

У него было все, что можно купить за деньги, и он думал, что так будет всегда. Он ошибался…

Каждое утро он выезжал на лимузине из загородного дома, который он снимал, пока жил в Сайгоне. Каждый раз он убеждал себя, что никогда бы не приехал сюда, если бы не финансовые интересы. Деньги — его главная религия. Много, очень много денег — его единственный бог. Карьера. Ради нее одной он был готов на все.

Сколотив изрядный капитал, он мог бы спокойно жить до конца своей жизни, никогда не задумываясь о деньгах. Но чем больше их было, тем больше он их хотел иметь. Для чего? Он предпочитал никогда не отвечать на этот вопрос, который часто задавал себе. Но одно он знал точно — в погоне за деньгами уже было невозможно остановиться. Наверное, в этой гонке и был для него смысл жизни…

Американская мечта сбылась: деньги — секс — развлечения. Вечеринки, гольф, виски, дорогие машины, шикарные женщины. Собаки, кони и снова виски, гольф, женщины… И снова коммерческие интересы — круг замыкался. Он не знал, почему его жизнь так была устроена. Он бесконечно стремился к новым финансовым высотам. Как только очередная цель была достигнута, появлялась другая, и все начиналось заново.

Ни минуты не мог он прожить в покое. Время было его врагом. Его оставалось все меньше и меньше. Оно катастрофически исчезало, и жизнь его неумолимо приближалась к концу. Время было для него самым дорогим и единственным, чего он не мог купить и что не мог удержать возле себя. Он собирал его по крупицам, жадно съедая каждый день, каждый час, каждую минуту своей утекающей жизни. Для времени он был игрушкой. Такая игра: время всегда от него убегает.

Подобное испытал только тот, кто, прощаясь с молодостью, упорно не хочет впускать старость на свой порог и, гоня ее прочь, делает вид, что все еще впереди. Подобную иллюзию переживал и он. Иллюзию, потому что впереди ничего уже быть не могло и позади не было ничего из того, что он так долго искал и чего так и не смог найти. А времени уже мало. И покоя нет, он лишь пугает, не дает тепла. А найти это что-то самое важное все сложнее.

Как только он позволял себе замедлить шаг, его начинала терзать пустота, которая давно жила в его сердце. Ему казалось: если он остановится и останется наедине с собой, пустота его сожрет. Он окончательно и навсегда проиграет этот поединок. Но пока он в движении, он может удерживать равный счет и ни за что не сдаваться.

Здесь, в Сайгоне, он пытался убежать от себя. Он действительно думал, что это возможно. Ведь все, что он только мог пожелать, было к его услугам: вечеринки, шикарные приемы, известные люди. Все любили его той странной светской любовью, которая часто объединяет тех, кто богат, до тех пор, пока они богаты. Особенно его любили актрисы, за щедрость. И он любил их. Точнее, не то что бы любил (любовь была ему неизвестна), а просто позволял быть рядом с собой. Такие отношения были приняты в высшем обществе, в которое он так стремился и частью которого он был.

Он любил деньги, и деньги любили его. Он готов был платить, много тратить, лишь бы заполнить проклятую пустоту в душе. Но удавалось это лишь изредка и ненадолго…

Перечень того, что он любил, был невелик: роскошные костюмы, дорогие собаки, «ролс-ройс» и дом в Лондоне — вот, пожалуй, и все. В Сайгоне он никак не мог привыкнуть к окружающим пейзажам и особенно ненавидел дождь. Для него он всегда начинался не вовремя.

Большая Сайгонская площадь, с вечной суетой, его раздражала. Вид грязи его угнетал. Все эти мельтешащие люди… Он презирал их. Ему казалось, что их существование лишено смысла. Они напоминали ему муравьев, которым нет счета.

Он всегда старался как можно быстрее проехать через площадь, чтобы даже из окна машины не видеть раздражавших его картин. Он предпочитал в это время читать газету, но в этот день газеты на заднем сиденье, обтянутом тонкой белой кожей, не оказалось. Он заставил водителя остановиться прямо на площади и пойти к газетному киоску. Безразлично смотрел он сквозь окно на толпу.