Лариса Райт - Мелодия встреч и разлук

Алина переживать не желает. Хочет поскорее забыть. Не получается. В сознании непрерывной лентой крутится покадровая съемка встречи. Самым говорящим снимком, бесспорно, является последний. Влад в дверях своего кабинета: поза умоляющая, взгляд побитой собаки. Алина сфотографировала, но затормозить не решилась. Не в ее правилах возвращаться. Понятно одно: специально обижать Гальперин ее не собирался. Может, действительно хотел что-то другое сказать, а, может, они друг друга не поняли. Ей вдруг вспомнилась огромная отцовская библиотека. В детстве она любила бывать у папы, хотя подозревала, что ее визиты его нисколько не трогают. Он всегда обнимал Машу, торопил старшую вечным деловым: «Давай, рассказывай!», зазывал в комнату, усаживал рядом с собой на диван, а Алину легонько подталкивал в плечо, приговаривая мимоходом: «Пойди там посмотри что-нибудь». И Алина шла. Блуждала среди полок, разглядывала цветные корешки, перечитывала знакомые и незнакомые имена и названия. Однажды, ей было лет восемь, ее внимание привлекла надпись Фридеш Каринти. Она не знала, кто это или что это: мужчина или женщина, название произведения или имя автора. Ей просто понравилось странно звучащее сочетание букв. За стенкой Маша готовилась к экзамену, демонстрировала отцу безупречное исполнение музыкального отрывка. Алина переступала с ноги на ногу под одну из кантат Томазо Альбиони и тихонько напевала в такт: «Фридеш Каринти, Фридеш Каринти». Книга стояла высоко, попросить отца достать или хотя бы спросить у него, что означают эти два слова, Алина даже не попыталась. Привыкла к тому, что все ее просьбы внимания не удостаивались. Спросила у сестры, та пожала плечами. Спросила у бабушки, та пошевелила губами:

— Фридеш Каринти, Фридеш Каринти. Что-то знакомое, погоди. Нет, не помню.

Больше спрашивать было не у кого.

Алина уже подросла на несколько лет и сантиметров, когда привлекательные буквы настигли ее в библиотеке интерната. Она взяла книгу, прочитала название: «Увлекательное путешествие в Фа-Ми-Ре-До» и тут же вычеркнула имя известного венгерского писателя из своего перечня достойных изучения. Алина много читала, ей нравилось постигать неизвестное, но фа-ми-ре-до ей в жизни хватало с избытком. Может, и стоило тогда почитать, может, и не была бы она сейчас столь категорична. Ведь недаром послала ей судьба еще одну неожиданную встречу с именем этого автора. Они летели с Андреем из Берлина. Он мирно спал, Алина, как всегда в свободное время, просматривала снимки, соседка справа увлеченно читала книгу афоризмов.

— Как это верно, — неожиданно произнесла она вслух. — Кто же это сказал? Хм, я и не знаю такого. А вы не знаете, кто такой Фридеш Каринти? — обратилась она к Алине.

— Венгерский писатель первой половины двадцатого века, — вежливо ответила она, не собираясь продолжать разговор.

Но разбуженный Андрей неожиданно спросил:

— И что интересного он сказал?

— Вы только послушайте, — оживилась женщина. — «Ну как женщина и мужчина могут понять друг друга, ведь они оба хотят разного: мужчина хочет женщину, а женщина хочет мужчину». Очень, очень тонко.

— С юмором, — согласился Андрей.

А Алина лишь плечами пожала. Не было ей дела ни до Каринти, ни до его высказываний. А сейчас вспомнилось почему-то. Почему?

Да, какая разница «почему»? Как вспомнилось, так и забудется. Это удел профессоров психологических центров разбираться в причинно-следственных связях. Вот пусть и займутся своими прямыми обязанностями, а она больше не желает иметь с этим ничего общего. У Алины своя жизнь, и не надо в нее лезть. Хотя он и не лез вовсе. Сказал же: не хотел покупать. И на выставке, значит, не был, и не искал ее вовсе. И думать наверняка забыл о том, кто такая Алина Щеглова. Но зачем-то ведь она понадобилась ему в Камеруне? Ах да! Как же она могла забыть! Хотел что-то разузнать, как и все остальные, о звезде мировой сцены. Ну да. И в Карнеги-холл он у нее был. В общем, очередной фанат. Психиатр с расстройством психики. И откуда столько восторженных почитателей? И почему у нее с рождения счастливая звезда? Почему ей гостинцы, а Алине объедки? Проклятый червь пожирающей здравый смысл зависти неожиданно начинает ползать в Алининых внутренностях с удвоенной энергией. Последний год она думала о скрипачке исключительно как о своей талантливой сестре, дающей где-то далеко успешные гастроли и живущей беззаботно со своим Арчибальдом. Заставила себя думать именно так, а не иначе. Иногда прошлые обиды давали о себе знать: когда звонил отец и по-прежнему, не интересуясь делами Алины, спрашивал, почему «его дорогая Машенька так долго не звонит, или не пишет, или не приезжает». Текст разный — смысл один. А еще раны начинали кровоточить с удвоенной силой, когда неожиданно во сне Алина опять вдруг встречала учителя из интерната и вновь переживала ту давнюю историю, но больше всего она страдала, когда вспоминала блеск Маниных глаз, устремленных на мужа. В такие мгновения Алине снова начинало казаться вечное: ей — все, мне — ничего. Но Алине уже не пять, не двенадцать и даже не двадцать. Ей двадцать седьмой год, и она в состоянии проследить истоки своей ненависти и даже заставить себя остановиться и приказать себе строго: «Стоп! Она ни в чем не виновата!»