Джеймс Олдридж - Дело чести

— Туда, — сказал Меллас, указывая налево.

Они помчались по грязной дороге, потом по улицам разрушенного города. Иногда машина взбиралась на груды развалин, громыхая по мешанине из обломков дерева, кирпичей и спутавшейся проволоки. Квейль все время оглядывался назад.

— Погони нет, — заметил Меллас.

— А где застава? — спросил Квейль.

— Немного дальше. Я сойду здесь, — сказал Меллас.

Елена удивлялась Мелласу. Он мог попасть в скверную историю. Его расстреляют, если узнают об этом. Это он, вероятно, достал автомобиль для Джона, думала она.

Квейль остановил машину:

— Ну, благодарю вас за все, полковник. Вы окончательно не хотите ехать с нами?

— Нет, инглизи. Я останусь здесь.

— Господи, это вы, Алекс? — воскликнул Тэп.

— Ш-ш-ш… Тише, пожалуйста, Тэп.

— А что такое?

— Заткнись, — отрезал Квейль.

— Не рассказывайте никому, — сказал Меллас Елене по-гречески, но очень тихо, чтобы солдаты не слышали. — И им скажите, чтобы молчали. Когда приедете в Афины, разыщите мою жену. Мы уходим в горы. Пусть она обо мне не беспокоится. Мы будем жить в горах. Передайте это ей. Смотрите за инглизи. Надо спешить, чтобы попасть в Триккала раньше немцев. Надо спешить. Расскажите обо всем моей жене.

В его словах ей слышался конец.

— Да, — сказала она ему. — Я передам. Непременно. Прощайте. Я душой с вами.

— Я душой с вами, — сказал Меллас в ответ.

— Поехали, Джон. Пора, — торопил Тэп.

— Надеюсь, что когда-нибудь смогу отплатить вам за услугу, — сказал Квейль.

— Выиграйте для нас войну, инглизи. Этого будет достаточно.

— О'кэй. До свиданья.

— Прощайте, — сказал Меллас, когда машина рванулась вперед. Квейль перевел рычаг на вторую скорость, и они со свистом пронеслись мимо патруля. Квейль видел, как часовой вскочил, закричал и замахал руками. Квейль дал полный газ и нажал ногой акселератор.

Елена быстро обернулась назад. Она увидела смутно черневшую фигуру Мелласа и впереди часового. Увидела оставшиеся позади кровь и огонь, и пожарище, и бомбежку, и раненых, без конца прибывавших в госпиталь, и хаос, и безнадежность, и людей в горах, и смерть на их вершинах, и разлагающиеся желтые тела.

Она увидела, как часовой приложил винтовку к плечу, как вспыхнуло белое облачко, когда он выстрелил.

— Смотрите — он стреляет! — крикнула она, нагнув голову.

И больше она ничего не чувствовала и не воспринимала, кроме резких толчков несущейся машины, и не было ничего позади и ничего впереди. Был только Меллас, и эти толчки, и часовой, стрелявший в них, и возглас Тэпа: «Что за черт!», и Квейль, гнавший машину вперед, не признававший ничего и никого, кроме самого себя.

Потом она подняла глаза. Было утро.

От озера до крутого подъема в гору дорога была хорошая. Когда они довольно высоко поднялись вверх по склону, Квейль остановил машину. Он вылез и открыл заднюю дверцу.

— Как ты себя чувствуешь, Тэп? — спросил он.

— Прекрасно, — сказал Тэп. Свои ноги, покоившиеся на бидонах с бензином, он укутал двумя одеялами. — А ты действительно отчаянный малый.

— Елена, скажи, пожалуйста, этой паре, чтобы они достали горючее.

Елена перевела это грекам, а Квейль принялся искать в кармане машины что-нибудь острое, чтобы пробить дырку в бидоне.

— Инглизи знает, что часовой стрелял в нас? — спросил Елену маленький грек.

— Да, — сказала она, не глядя на него.

— За нами будет погоня, — продолжал маленький грек.

— Так что же сказать инглизи, что вы боитесь и хотите вернуться?

— Не надо беспокоить инглизи, — сказал другой грек. Он положил свою винтовку на подножку и полез за бензином. — У инглизи и так много хлопот.

Елена взглянула на него и кивнула.

— О чем столько разговоров? — спросил Тэп. — Чтобы сделать самую простую вещь, вам, грекам, надо чесать языком целый день.

— Помолчи, Тэп, — сказал Квейль, беря бидон. Елена смотрела, как он пробивает дырочку в бидоне и затем наливает горючее в бак. И вдруг увидела его окровавленную руку.

— Что у тебя с рукой, Джон? — сказала она. — Погляди.

— Знаю, — ответил он. — Это когда я чинил машину. Ерунда.

— Послушайте, Елена. Нельзя ли немножко ослабить мою повязку? — спросил Тэп.

— Сейчас?

— Да. Она отрежет мне руку.

— Некогда сейчас, — сказал Квейль. — Поставьте эти бидоны сзади, — обратился он к грекам. — Бак полон. Пока это наша единственная удача. Пустые бидоны на всякий случай сохраним.

Они уселись в машину и тронулись в путь. Елена смотрела на раны Квейля, проглядывавшие между бинтами. Ее беспокоили его швы на голове и загрязненные бинты. Грязь была жирная — от машины. Но она видела, что он измучен бессонной ночью и озабочен поездкой, и она молчала, — сидела и смотрела на дорогу.