Джеймс Олдридж - Дело чести

— Очень уж шикарно это, — сказал Квейль. — Все наше начальство живет там.

— Да, — улыбнулся Горелль, показывая белые и ровные зубы, слишком белые и ровные, чтобы быть настоящими, и все же самые настоящие. — Но это сейчас единственное место, где есть горячая вода.

Квейль сдал донесение в штаб, и все пятеро отправились в отель. «Король Георг» находился рядом с «Великобританией», где помещался штаб греческого командования. У подъезда «Великобритании» стояли гвардейцы-эвзоны в белых юбочках и два грузовика, набитые молодыми головорезами с винтовками и пулеметами. Это были телохранители Метаксаса. Кучки зевак и молодчики из фашистской юношеской организации ЭОН в голубых костюмах, похожих на лыжные, и белых гамашах поджидали выхода Метаксаса или Палагоса, главнокомандующего греческой армией. Когда те показались, люди, стоявшие кучками, стали махать руками и кричать, — им было за это заплачено. Каждое утро на улице Акрополь можно было видеть, как молодчики из ЭОН дают наставления, куда идти и кого приветствовать. Иногда югославский принц Павел и его жена-баварка тоже появлялись здесь, но их встречали без энтузиазма, а юные фашисты хранили полное молчание. Зато когда сюда привезли первого героя с албанского фронта, собралась огромная толпа, встретившая его бурными приветствиями.

У подъезда «Короля Георга» всегда дежурила тайная полиция Метаксаса, в которой не было ничего тайного, — это были просто люди свирепого вида в штатском.

Квейлю и его спутникам нетрудно было проникнуть в отель, так как они были в военной форме; но за ними следили. Маленький черноусый швейцар заносил в особую записную книжку имена и звания всех посетителей и по какому делу они приходили.

Летчики протискались сквозь строй агентов тайной полиции. Обширный вестибюль был переполнен, все кресла заняты: шикарно одетые женщины, английские офицеры связи, богатые греки, французы и немцы. Германия не находилась в состоянии войны с Грецией, и немцы свободно посещали вестибюль «Короля Георга», чтобы следить за англичанами и вообще за всем, что здесь делается. И никто им не мешал, так как греческая тайная полиция прошла школу у немецких инструкторов и была настроена прогермански.

— Нам нужна ванна, — сказал Тэп, обратившись к швейцару с черными усами.

Швейцар посмотрел на вошедших и, помедлив, сказал:

— Никак нельзя. Ни одного свободного номера.

— Были утром, — сказал Горелль. — Я справлялся по телефону.

— Мы не можем предоставить вам номера, — ответил швейцар.

— Почему?

— Директор сказал — нет. Он сказал — нельзя.

— Почему? Что мы не заплатим, что ли? — спросил Тэп.

— Директор сказал, что номера нужны для других джентльменов.

— Да ну его к чертям!

— Нет, нет, ничего не выйдет! Он сказал — нельзя.

— Мистер Лоусон у себя в номере?

— Не знаю.

— Черт возьми, так узнайте! — сказал Тэп.

— Его нет! — не задумываясь, отрезал швейцар.

— Идем, Тэп. Ты же видишь, мы здесь нежеланные гости.

— Мы зайдем к Лоусону.

— Кто он такой?

— Военный корреспондент.

Они направились к лифту. Швейцар что-то крикнул им вслед. Он хотел сказать, что посторонним не разрешается подниматься, но дверь лифта уже захлопнулась.

Лоусона дома не оказалось. Тэп пошел за горничной и попросил ее открыть номер. Она явилась, полная, красивая, с обручальным кольцом на пальце. Открыв дверь, она улыбнулась и сказала:

— Инглизи. — Потом по-французски: — Мсье Лоусона нет.

— Да, — сказал Тэп. — Но нам нужна ванна. Ванна! — Он указал на ванную комнату.

— А… для всех? — спросила горничная по-французски.

— Да. Конечно. Для нас всех.

Она сказала еще что-то по-французски.

— Что она говорит? — осведомился Тэп. Он уже снимал башмаки.

— Она пошла за полотенцами, — сказал Ричардсон.

— Отлично. — Тэп пустил воду и начал раздеваться. — Вечером я уйду в «Аргентину». Чур, я первый, — сказал он.

Квейль уселся на низкой кровати и окинул взглядом комнату. На зеркале в одном углу зеленым, синим и черным карандашом было нарисовано лицо. Рисунок был сделан мягким карандашом, который хорошо ложится на стекло. Карандаш был положен густо, чтобы придать рисунку рельефность, но местами сквозь рисунок просвечивало стекло, и отраженный свет делал нарисованное лицо еще более рельефным и выразительным. На стенах висели огромные карты Греции, выпущенные военным министерством, а над письменным столом перспективная карта Албании. На столе стояла портативная пишущая машинка, рядом лежало несколько папок. В книжном шкафу были книги на немецком, французском и английском языках. Квейль вытащил книгу под названием «Ссыльные на Архипелаге».