Джеймс Олдридж - Морской орел

Энгес Берк машинально кивнул головой.

— Они потребовали, чтоб выпустили заключенных метаксистов. У одного оказался пулемет в руках, и Стоун бросился на него, чтобы отнять.

— Сволочи, — сказал Берк, не найдя других, более сильных слов.

У Энгеса Берка внутри было пусто. Пустым было выражение всегда насмешливых губ. Никаких чувств, кроме чувства неловкости. Они стояли вдвоем на пороге и не знали, что нужно делать. Берк не пытался скрыть отупения, которое на него нашло.

— Вы их схватили? — спросил он, наконец, и губы у него шевелились как-то вяло и голос тоже был вялый.

Нис показал на запертую дверь сбоку и сказал:

— Они там, вместе с остальными. Они хотели освободить остальных.

Энгес Берк взял томпсоновский пулемет из рук Ниса.

— Он не стреляет, — сказал Нис безразличным тоном, словно только для сведения.

Энгес Берк отпустил рычаг затвора, и пули посыпались из ствола.

— Не надо убивать их, — сказал Нис без особой настойчивости. — Есть многое, что нужно у них выяснить.

— К черту.

— Не надо убивать их, — повторил Нис.

— К черту ваши выяснения. Чему они теперь помогут?

— Помогут.

— Но ведь эти мерзавцы только что убили вашего Хаджи Михали и Стоуна.

— Нужно выяснить многое.

— Сам перестреляю сейчас эту сволочь.

— Нет, — спокойно сказал Нис и взял у него пулемет.

— Ну, так выясняйте поскорее. Что тут тянуть? Пусть скажут, зачем они это сделали. Вы-то ведь знаете, зачем.

— Я знаю, но не все. Может быть, ничего бы и не случилось, если б Стоун видел, что метаксисты испугались. Они не думали сделать это. Но все равно.

— Ну, выясняйте. А потом я сам посчитаюсь с ними.

— Хорошо, — сказал Нис с тем же самым безразличием.

Но для Ниса с неожиданной смертью Хаджи Михали все приняло четкую, ясную форму. Это было напоминание, словно даже он, Нис, побывавший в Лариссе и на Гавдосе, нуждался в напоминании, что кровь — единственное оружие против них. Что метаксисты легко не сдадутся. Что они не станут сидеть в Египте и ждать, а будут стараться изнутри укрепить метаксистское влияние в Греции, оккупированной железноголовыми.

— Как же быть со Стоуном? — услышал он голос Берка. — Что вы думаете делать? Оставить так, здесь? О господи, и надо же было случиться. Именно теперь. — Берк все еще говорил, не выбирая слов.

Нис видел все, что происходит в Берке. Его чувство к Стоуну. Душевную теплоту, вдруг обнажившуюся, когда исчезла защитная маскировка. И привычная враждебность в тоне исчезла тоже. Она существовала, эта враждебность, но она теперь устремлена на другое, на главное. И она не скрывала и не туманила чувств, которые связывали его со Стоуном. Которые обнаружились теперь, потому что Стоуна не стало. Не стало — вот так.

— Я буду ждать литтосийцев. Они соберутся сюда.

— Но ведь здесь его нельзя оставить.

— Нельзя. Мы положим его там же, куда положат Хаджи Михали.

И на это Берк ничего не ответил. Он прислонился к стене и стал ждать того же, чего ждал Нис.

Под утро, еще до восхода солнца, мэрия стала наполняться народом. Собрались почти все жители деревни. И первым их побуждением, как и у Берка, было тотчас же покончить с метаксистами. Нис, как и в тот раз, помешал этому. Но он поставил зажженный фонарь в комнате, где лежали те двое, чтобы все могли видеть.

Когда рассвело, пошли на сушильную площадь. Разобрали тяжелые каменные плиты посредине, двуглавыми критскими кирками выдолбили яму в мягкой породе и стали ждать.

Потом из мэрии принесли Стоуна и Хаджи Михали. Они уже закоченели в тех положениях, в каких лежали на полу, и сделались очень желтыми, и кровь больше не текла. Четверых метаксистов тоже привели на площадь по приказанию Ниса. Их не тронули, даже руки им не связали. Толпа обтекала их со всех сторон — рыбаки, женщины, ловцы губок.

Все молча стояли и смотрели, как четверо из тех, что были на Гавдосе, с трудом и неловко уложили Стоуна и Хаджи Михали в круглую неглубокую яму. Потом сообща стали забрасывать яму комьями земли и обломками камня, и, наконец, женщина, которая жила в доме Хаджи Михали (жена его брата, совсем старуха на вид), попыталась сдвинуть тяжелую каменную плиту, чтобы закончить дело. Ей стали помогать, но она отошла в сторону, и литтосийские рыбаки, виноградари и ловцы губок сами утоптали мягкую породу, уложили плиты на прежнее место, и вскоре не осталось никаких следов, только свежая красная земля, разбросанная вокруг, и неровность почвы в этом месте.